Журнал Русская жизнь - Вторая мировая (июнь 2007)

Впрочем, не все потеряно. На наших концертных площадках, число которых все возрастает, по-прежнему выступают прекрасные исполнители: афиши скромнее, зато музыка честнее. Жалко, конечно, конкурс, но такая уж судьба у старика: умереть или превратиться в зомби. Он выбрал второе, однако и зомби из него вышел какой-то нестрашный. В конце концов, осталась виолончельная секция конкурса, которую до отъезда из СССР неизменно возглавлял Мстислав Ростропович, - она до сих пор не утратила света, связанного с этим именем. У виолончелистов, кстати, и репертуар не столь консервативен: порой среди знакомых до каждой паузы произведений мелькают и Шнитке, и Пьяццолла. У пианистов помимо Чайника теперь есть еще конкурс Святослава Рихтера. А вот скрипачам не позавидуешь.

Не позавидуешь и Петру Ильичу. Не дай бог, он дождется-таки подходящего мальчика, но вместо чарующей мелодии тот выдует в памятниково ухо короткое «Тюууу!». Бодрое, оглушительное. Бесповоротное.

«Печорин» на Первом канале

«Герой нашего времени» сегодня актуален до неприличия. В старине глубокой проступают пунктиром знакомые контуры, дразня параллелями. Россия худо-бедно с грехом пополам одолевает горцев. Страна процветает. Есть вертикаль. Марш несогласных офицеров прижат по-божески: пять голов за вооруженный мятеж - при любом режиме по минимуму. Правит душка военный с казарменным юморком, но не любо - не слушай, круглосуточных новостей еще не изобрели. Не худшее из десятилетий, видали и посолоней - отчего ж так тошно-то, что хоть на Кавказ, хоть по бабам, лишь бы кровь шевелилась?

Вайль с Генисом некогда блестяще заметили, что Россия бедна авантюрной прозой, ибо сочиняли ее великие хмурые люди, всякую ладную погремушку утяжеляя мучительной дневниковой рефлексией, сомненьями и тягостными раздумьями о судьбах.

И даже такую смачную конфетку, как «Герой нашего времени», обернули рогожкой некоммуникабельности и экзистенциальной мути, которых и в раннем ХIХ хватало, только названий еще не придумали. Сплин, и все.

И вот пришли невеликие люди и облегчили конфетку. И сразу открылось то, о чем Вайль и Генис предупреждали заранее: что по сюжетному каркасу «ГНВ» даст сто очков форы любым «Гардемаринам». Борьба-трактиры-скачки-шпаги-кони и громогласные шампанского оттычки. На 200 страниц - дуэль, контрабанда, поножовщина, захват шпаны с огнестрелом плюс четыре дамы на любой вкус: горянка, дворянка, воровайка и просто добрая женщина. Печорину не тошно. Весело Печорину! Служит России, меняет краль, как перчатки, берет верх во всех сварах - чем не жизнь, чем не «убойная сила»! Тягостная и вторая по счету глава «Максим Максимыч» опущена за ненадобностью.

Все хорошо - да что-то нехорошо.

Сюжетная схема осталась - герой пропал.

Каждому с детства памятно, как служанка Кэт, ерзая на круглых коленках, возносила небу молитву-арию «Святая Катерина, пошли мне дворянина». Зов ее летел с мольбой в неба кумпол голубой, и дрожали кудряшки. Собою Кэт являла расхожий русский тип «спелая дура», и миллионы уроженок Российской Федерации раскачивались с нею в такт, не смея рифмовать себя с Констанцией или, того пуще, с миледи. Образ дворянина был на всех один: чудненький-усатенький-неженатенький французик из Бордо.

30 лет спустя святая Катерина услышала зов. В стране перезрелых служанок и непуганой классики всем прислали по дворянину - их благородию Григорию Алексанычу Печорину с лицом галантерейного приказчика, которого вот-вот за объем продаж и общее щегольство повысят в компаньоны.

Печорин нашего времени демоничен, как старшеклассник. Лихорадочно строчит дневник, щекоча усы перышком. Вертится перед зеркалом трижды в серию (ну как иначе передать внутренний голос?). Вопреки затверженному с малолетства «не размахивал руками, что выдает некоторую скрытность натуры»- пальцует, как Фигаро. В офицерских стойлах раз в час обещает за кем-нибудь «поволочиться» (не иначе, слово нравится). Томно водит бровью. Сочно курит. Шикарно-гламурно-модельно сбрасывает подтяжки. Делает вид.

В сладком ужасе закатав подол, давняя воздыхательница Вера зовет его Жоржем.

Ах, до чего ж некстати, нелепо, не вовремя почил народный артист А. А. Миронов, образцовый Грушницкий всех времен и народов!

Увы. Безусловным идеалом современной полуобразованной барышни, потребительницы сериалов тридцати с чем-то лет, является Грушницкий - позер, свистун, валет, которого и играет в меру сил дюжинный, но миловидный артист Петренко, именуемый Печориным. Видно издалека, как до жути хочется ему быть Далем, ленивым, назидательным, от всех отдельным, - но никак не дается кругом востребованному баловню холодная дистанция высокомерного неудачника. Было б в мире положенье попроще, эту роль, как и всех прочих переполненных чувством жоржиков, отписали бы Олегу Меньшикову - но он бы благоразумно отказался.

И то. Демократический мир служанок мельчит героев в десертную пыль в обратной пропорции к объему приключений. Капитаном Бладом скачет Джек Воробей. Командира волков-контрразведчиков Алехина играет годный разве на стажера Блинова Евгений Миронов. Марию-Антуанетту представляет милашечка Кирстен Данст - отчего фраза «Нет хлеба - нехай едят пирожные» окрашивается нежной и простительной, простительной, тысячу раз простительной инфантильностью. И титры там идут под техно - зажигай, мочалки.

Лермонтов предуведомил, что его герой есть собрание пороков эпохи, -мудрено ли, что экранизаторы нашпиговали того пороками своей? Нарциссизмом. Суетой. Многоречивостью. Лакейской дерзостью, по которой рассказчик в романе безошибочно угадывал прислугу.

Пародию на благородие сценарист Квирикадзе и режиссер Котт не без умысла оттеняют пародией на немытую Россию. Казаки для пущего плебейства гуторят на украиньской мове качества Тарапуньки со Штепселем: «оце дило», «бис его знат», «бачь, яка конфузия» и т. д. Вернер у бильярда откликается на хамское «док». Бледная Вера в ядреном исполнении Эльвиры Болговой воскрешает в памяти олейниковскую частушку «Однажды красавица Вера, Одежды откинувши прочь, Вдвоем со своим кавалером До слез хохотала всю ночь». Княгиню Лиговскую играет приснопамятная тридцатилетней давности г-жа Бонасье Ирина Алферова. От ее дочки на балу Печорину то и дело приходится отгонять перебравших гопников, рычащих «Ангажир-рую вас на мазурку, мадам!» тоном звезды спортобщества «Урожай». Только они не в курсе, что «мадам»- это в борделе и в трамвае.

Про эпоху рисорджименто есть такой анекдот: чтобы явить свое «фе» оккупационной австрийской администрации, венецианская знать прислала вместо себя на премьеру в оперу кучеров и гувернанток, наказав вести себя посвободнее, особенно при звуках австрийского гимна. Задача была выполнена с блеском.