Журнал Русская жизнь - Коммерция (август 2007)

- Вы помните, как уезжали из России?

- Соколов сначала пришел и сказал, что папа жив и что мы дураки, что здесь сидим. Мама страшно испугалась. Приблизительно через месяц он появился опять и спросил, что мы решили - ехать или не ехать. Мы вообще-то не хотели уезжать, но мой брат Глеб был болен, в России его нечем было лечить, и мы решились.

- А не хотели вы ехать почему?

- Как-то не хотели бежать. Не хотели оставлять бабушку. Но Соколов нам устроил фальшивые паспорта на фамилию Петерсонов, которые у меня до сих пор хранятся. Это происходило, когда была создана Эстонская республика. Всем эстонцам разрешили покинуть Россию - так же, как и латышам. И вот нас записали эстонцами.

- Кто устраивал эти паспорта?

- Паспорта устраивал эстонский консул при посредничестве Соколова. Паспорта были настоящие, но в дороге мы пережили несколько страшных минут: я почти уверен, что комиссар поезда знал, кто мы.

- Откуда он мог это знать?

- Дело в том, что мама везла с собой какие-то драгоценности: несколько колец, несколько цепочек, которые запрещено было вывозить из страны. Но ей сказали знающие люди, что надо обратиться к этому комиссару, и он поможет все вывезти. И мама через третье лицо ему все передала в маленьком замшевом мешочке. В Ревеле мы должны были этот мешочек забрать по указанному нам адресу. Мы пришли, нам вынесли мешочек, и мама сразу увидела, что часть вещей пропала. Однако человек, к которому мы пришли, сказал: «Берите что дают, я знаю, кто вы». В Ревеле нас посадили на сорокадневный карантин, потому что мы все были абсолютно завшивленными. Что не удивительно - зимой мы вообще не мылись. А летом я, например, ходил по Петербургу босиком: обуви не было никакой. Это было и в 1919-м, и в 1920 году. Когда мы приехали в Швецию, нас принимали с большим шиком, а одежда наша выглядела удручающе; какие-то добродушные шведы подарили нам костюмы на зиму.

- Когда вы встретились с отцом?

- К концу августа двадцатого года мы приплыли пароходом из Швеции в Англию. Меня высадили на Liverpool Street Station. И тогда я увидел папу и встречающих, а потом мы жили в Англии безвыездно. Где-то в начале 1921 года я пошел в частную школу изучать английский язык, затем окончил университет и жил здесь всю жизнь; и мама, и мой брат всю жизнь здесь жили. А папа здесь никогда не жил. Он отсюда потом переехал в Берлин, потом в Париж, потом в Америку. Отец и мать разведены, они очень дружны, но не жили вместе с революции.

Публикация и подготовка текста Ивана Толстого

Справедливость - это не когда поровну, а когда по заслугам

До перестройки у нас была социальная справедливость и уверенность в завтрашнем дне. И всенародная собственность была. Все владели всем. Имелись, правда, незначительные недостатки (очень уж много народу загубили, несколько десятков миллионов), но чего не сделаешь ради социальной защищенности.

Потом пришли проклятые демократы и все у нас отняли. Нашу собственность, которую мы коллективно создавали и которой коллективно владели, у нас отобрали путем прихватизации. И отдали олигархам. И все теперь продается и покупается. И все стали продавать и покупать, но алкать социальной справедливости. Например, возвращения прогрессивного подоходного налога («кто больше зарабатывает, тот пусть больше и отдает»). И сохранения бесплатной медицины. И пенсий в 132 рубля при курсе 60 копеек за доллар.

Правда, при ближайшем рассмотрении возникает ряд сомнений.

Вспоминается мне, например, больница в подмосковном городе, в коем я провел первые 23 года моей жизни. Жители называли ее исключительно Освенцимом, хотя она была нисколько не хуже других - нормальное лечебное учреждение, предоставлявшее бесплатное медицинское обслуживание (бесплатно там можно было только быстро и эффективно подохнуть).

И с образованием не всегда и не везде было все хорошо. Помню я, например, молодого бойца советской армии, не умевшего читать. Он был чистокровный русский, уроженец Курской области. Призвали его не в стройбат, а в зенитно-ракетные войска, причем в Московский округ ПВО. Про бойцов из Средней Азии я уж не говорю, они не то что читать, изъясняться по-русски могли с большим трудом.

Пенсия не у всех была 132 рубля. Моя бабушка, например, всю жизнь убивалась в совхозе (сначала за трудодни, потом как бы за деньги). Паспорта, само собой, не имела до 60-х, то есть была крепостной, да и потом родную деревню почти не покидала. Есть в деревне было нечего, производительность труда в колхозах и совхозах вообще была невысокой, несмотря на каторжный труд, но и то, что выращивали, уходило в качестве налога. Пенсия ей за все это вышла 12 рублей. Нет, я не пропустил тройку в середине. Двенадцать рублей ей была пенсия в рамках уверенности в завтрашнем дне. Только когда социальная справедливость закончилась (в 1992 году), бабушка начала получать сумму, обладавшую хоть какой-то покупательной способностью.

Насчет того, что мы все владели общенародной собственностью, я вообще не сомневаюсь, настолько откровенным бредом является данное утверждение. Сомневаюсь я в том, что эту самую «общенародную собственность» создавал весь народ. Основной вклад в ее создание внесли заключенные ГУЛАГа, которые были физически не способны претендовать на восстановление справедливости. Главную ценность у нас традиционно представляют нефтяные и газовые месторождения. Их все-таки отнюдь не вся страна обустраивала. Рабочие, выпускавшие никому не нужную продукцию, эмэнэсы, вязавшие носки в бесчисленных НИИ, доблестные работники советской торговли ничего существенного не создавали. И не владели, разумеется, ничем. Соответственно, не очень понятно, что именно и у кого украли Чубайс и олигархи (нельзя украсть то, чего у тебя нет) и почему приватизация была аферой. Кстати, квартиры ведь почти все мы приватизировали, то есть стали соучастниками аферы. Это нехорошо. Надо бы отказаться от квартир-то, господа аферисты.

Непонятно, почему у нас справедливостью считается равенство в смысле уравниловки. В частности, не совсем ясно, почему надо считать справедливым прогрессивный подоходный налог. Если Иванов зарабатывает 100 тыс. в месяц, а Петров - 1 тыс., то при нынешнем «плоском» налоге в 13% Иванов отдает обществу 13 тыс., а Петров - 130 рублей. То есть кто больше зарабатывает, тот больше и отдает, причем во столько же раз больше, во сколько раз больше зарабатывает. И совершенно не понятно, почему для Иванова надо повысить процент. Создается впечатление, что это будет наказанием за хорошую работу и поощрением плохой. Если Иванов свои деньги не заработал, а украл, надо у него их все (100%) отнять, а его посадить. А если не украл, то почему надо повышать процент?