Журнал Русская жизнь - Квартирный вопрос (октябрь 2007)

Здесь хорошо: не роскошные, но красивые интерьеры, свежий ремонт, легкая мебель, двухэтажные кровати, компьютеры - и ровным счетом никакой казенщины. Идиллия: за большим столом в кухне-гостиной дети учат уроки с воспитателями (в «Вере», по словам Шаркова, предпочитают педагогов дошкольного образования - «они добрее»), другие дети смотрят телевизор, воспитатель просит забрать яблоки с дачи, хорошие яблоки, зачем пропадать. Все хорошо, красиво, человечно и правильно, но в руке у меня большой ламинированный стикер. Воспитанники «Веры» расклеивали их по всему Петербургу, разносили по церквам, лепили на машины, на них орали, прогоняли. На стикере детский рисунок: синяя ночь, маленькая растерянная девочка меж домов: «Дорогие ангелы-хранители, помогите мне найти родителей».

И крещеный Сережа напряженно, дисциплинированно смотрит в объектив фотоаппарата.

Семь месяцев - средний срок пребывания ребенка в «Вере».

Ангелам- хранителям надо бы поспешить.

Нравоучительный этюд

Старший лейтенант Ч. успел застать конец Великой Отечественной, причем воевал он в ВДВ (начав, естественно, простым лейтенантом). Десант у нас во время войны играл роль элитной пехоты (количество собственно воздушно-десантных операций можно пересчитать по пальцам одной руки, причем все они были неудачными). В боях на территории Венгрии старший лейтенант Ч. заработал «Красную Звезду» и целый ряд медалей и находился на хорошем счету у командования. При этом у него было одно редчайшее на тот момент качество. Если подавляющее большинство советских людей «знало» только немецкий язык (на уровне «хенде хох», «хальт», «цурюк» и «шнель»), то Ч., благодаря школьной учительнице, вполне прилично говорил по-английски. Поэтому он в 1946 году оказался в Иране.

Страну эту в сентябре 1941 г. совместно оккупировали советские и английские войска с целью установить непосредственную связь между собой (Иран был, наряду с Арктикой и Дальним Востоком, одним из трех путей, по которому в СССР шло снабжение по ленд-лизу) и предотвратить переход Ирана под контроль немцев, которые были здесь чрезвычайно активны и имели весьма прочные позиции в местных политических кругах. Иран сопротивления агрессии (в советской/российской и английской литературе она до сих пор называется «вводом войск», ибо великие державы-победительницы агрессий не совершают по определению) почти не оказал, но оккупантов в стране не любили, да и немецкая агентура была по-прежнему весьма активна. Из-за чего даже случались разные инциденты. Перед Тегеранской конференцией Большой Тройки в 1943 году немецкую агентуру совместными усилиями НКВД и западных спецслужб жестко зачистили, после чего ситуация успокоилась. Оккупантов продолжали не любить, но уже, в основном, платонически.

В 1946 году между союзниками-победителями уже очень сильно чувствовалось охлаждение. И Москва, и Лондон, пользовавшийся поддержкой Вашингтона, имели большие виды на Иран, однако из факта совместного владения им стороны смогли сделать адекватный вывод - лучше мирно разойтись, то есть синхронно вывести войска. Для наблюдения за этим процессом и улаживания возможных конфликтов была создана совместная офицерская комиссия, в которую вошло равное количество советских и английских офицеров. Членов комиссии поделили на пары, в каждую из которых вошел советский и английский офицер.

Старший лейтенант Ч. оказался самым младшим по званию в советской части комиссии. В напарники ему достался англичанин в звании коммондора Royal Air Force (Королевских ВВС; аналогов у нас это звание не имеет, оно промежуточное между полковником и генералом). Несмотря на разницу в возрасте и звании, между офицерами, прошедшими войну и воспринимавшими друг друга как союзников (политическое охлаждение до них не добралось или, по крайней мере, оно было слабее чувства причастности к общей победе в величайшей войне), установились вполне приятельские отношения. В результате Ч. однажды спросил у коммондора, как в британской армии решается проблема самоволок.

Англичанин не понял. Старший лейтенант списал это на свое не совсем блестящее владение английским и обратился к профессиональному переводчику. Тогда англичанин понял и сказал, что в Королевской армии этой проблемы нет.

Ч. обиделся. Он уже привык доверять своему напарнику, а тут вдруг встретился с таким вопиющим образцом империалистической пропаганды. С целью ее разоблачения он взял, да и напросился проинспектировать какую-нибудь британскую часть. Как член совместной комиссии, он имел на это право.

Англичане предложили старшему лейтенанту на выбор три воинских части. Две из них находились в местах постоянной дислокации, а одна была переброшена к побережью с целью погрузки на суда для дальнейшего убытия на родину. Ч. логично рассудил, что в передислоцирующейся части бардака больше, чем в стоящих на месте. В эту часть он и отправился со своим британским напарником.

Часть оказалась полевым танкоремонтным заводом. По численности личного состава (немногим более 500 человек) она едва превышала батальон, хотя по статусу приравнивалась к полку. В момент прибытия туда пары офицеров она как раз выстраивалась в походную колонну. Ни одного офицера в части в этот момент не было, все они на джипах уже отбыли в порт погрузки. Колонной, в которой было около 100 единиц техники, командовал сержант.

За всю свою жизнь старший лейтенант Ч. не испытывал такого потрясения. Он прекрасно знал, что в родной Советской армии, даже если бы часть передислоцировалась из Костромской области в Ивановскую, в операции были бы задействованы все без исключения офицеры этой части, включая срочно отозванных из отпусков. Особенно если передислоцировалась бы столь специфическая часть, насыщенная сложной, тяжелой, громоздкой, очень дорогой техникой, которая ценилась гораздо выше, чем люди. Если же дело происходило бы на территории чужой, причем не сильно дружественной страны, да еще и довольно сложной в географическом отношении, к части было бы в обязательном порядке прикомандировано несколько вышестоящих офицеров. Это при том, что тогда в Советской армии сержанты были людьми уважаемыми, обладающими реальным опытом и полномочиями (как говорил Жуков, армией командуем я и сержанты). Однако чтобы им были предоставлены такие полномочия - это было за пределами понимания молодого советского офицера.

Тем временем британский сержант поздоровался с прибывшими инспекторами, не изъявив ни малейшей робости ни перед своим коммондором («почти генералом»!), ни перед советским гостем. Он просто принял к сведению факт их присутствия в составе колонны, его образ действий из-за этого нисколько не изменился. И колонна поехала.