Журнал Русская жизнь - Возрастной шовинизм (декабрь 2007)

Это, впрочем, был еще не самый жир. То же касалось автомобилей, драгоценностей et cetera. Люди уже и не знали, чем себя еще потешить. Милицейские начальники делали себе кокарды («крабы») из настоящего золота, военные сажали золотые звезды на погоны. Ходили легенды про шифоновые рясы высокопоставленных деятелей Русской Православной Церкви и их автопарки.

Все это сопровождалось каким-то трогательным инфантилизмом в области общей культуры. Эта генерация могла послушать, конечно, «этакий какой-нибудь ихний рок», но сама крепко уважала Аллу Борисовну Пугачеву. Развратные старцы иногда были даже не прочь спеть хором «Ой, да не вечер», «Мыла Марусенька белые ножки», а то и «День победы».

Набоков как-то заметил: «Аскету снится пир, от которого чревоугодника бы стошнило». Здесь аскеты, сорвавшиеся с цепи, устроили такой пир в натуре.

Тошнило, правда, не их, а страну. Нас всех тошнило.

Что сейчас? Сейчас на порогах кабинетов стоят новые пожилые. Дядьки в районе полтинника. Чем они отличаются от предыдущей генерации?

Они не развратны. «Пьянцы и танство», голые бабы на столах и кокс ложками постепенно отходят в область преданий. Новое поколение пожилых выбирает здоровый образ жизни: спортзал (без фанатизма и бодибилдинга - пробежечки, бассейн, иногда солярий), сбалансированную диету, регулярный, но не слишком бурный секс (таблеточки и укольчики помогают). Вещи - уже не очень: новые начальники познали им цену, научились пользоваться и наигрались.

С другой стороны, в них больше хладнокровной жестокости. Люди девяностых были существами стихийными, как лешие или там домовые, могли убить, могли и помиловать. Эти не убьют без большой нужды, но и миловать не будут.

Но особенно важным является изменение отношений правящей когорты стариков к молодым людям.

Это настолько важная тема, что тут стоит остановиться и поворотить назад.

Советские старики относились к молодежи снисходительно. Они понимали, что молодые рано или поздно станут старыми, «никто не уйдет от грелки и кефира». Существовала и своего рода гармония возрастов: молодые были нужны старикам, а старики - молодым. Эта гармония пронизывала общество и отражалась даже на правящей верхушке. Всякий начальник ощущал себя немножко «дедушкой».

Бешеные поросюки девяностых молодежь презирали. У молодых не было денег, они не делали дела. В крайнем случае, они шли в криминал, но в высокие кабинеты их по-прежнему не особо и пускали. Несколько прорвавшихся с боем нахалов погоды не делали. К тому же было непонятно, сколько вообще выдержит этот режим и не придется ли смываться. Старшие товарищи, заготовившие себе запасные аэродромы по всему земшару, с прищуром смотрели на молодых, лезущих из кожи вон - «побегайте, таракашки».

Новейшее поколение стариков молодежь ненавидит и эксплуатирует.

Это тоже можно объяснить. С одной стороны, молодой - это биологический конкурент, он сильнее и здоровее, ему не нужно пить таблетки, чтобы быть о?кей. С другой стороны, именно по этой причине он может много работать, на нем можно воду возить. К тому же молодой глуп и готов трудиться за посулы, за перспективу. Главное - не допускать его до настоящих денег и власти, но выжать, как лимон, ничего ему реально не давая. Гонять, гонять, гонять этих собак, пока они бегают - в тайной надежде, что они износятся быстрее, чем мы…

Тут нужно было бы сказать пару слов про технологию этой эксплуатации, но у нас кончается место и время.

Лучше уделим его тем пожилым людям, у которых богатства и власти нет.

- Зина, здравствуй. Это Татьяна. Ну Таня, Таня. Ты что, меня не узнала? Треск в трубке какой-то. Давай перезвоню…

…Зина, здравствуй. Да, Таня. Еле дозвонилась, никто не брал трубку. Племянник сказал, номера сменились. Теперь к номеру какой-то код. Мне на трубке набрал, теперь я кнопку нажимаю, она сама все делает. Теперь везде какие-то коды. Не понимаю я. Старая, небось, стала. Что ты, Зина, ты не старая, ты всех нас переживешь. У тебя мама когда умерла? А у меня в сорок семь. Вот видишь…

…Как там у вас? Что? Когда? Кто родился? Внучка? Поздравляю. Ты у нас дважды бабушка. Сейчас ведь детишек-то совсем не рожают. Все им карьера, карьера. Бабы совсем сумасшедшие стали с этой карьерой. Нет, ну что Валька? Валька всегда такой была. Нашла сравнение… Извини, отойду, чайник.

…Чего? Телевизор? Знаешь, Зина, я не смотрю. Не понимаю, чего там показывают. Вроде все нормально, а слова не те. Не понимаю. Племянник смотрит, злится. А я ему - чего ты злишься, ты мне объясни, чего они там. Говорит, «национальный проект» у них какой-то. Ругается, говорит, воруют. Ну сейчас все воруют, жизнь такая наступила…

…Что ты говоришь? Племянник? Что племянник? А чего ему сделается. Работает в каком-то офисе. Он говорит, «офис», «офис». Уходит утром, приходит ночью. Нет, нет, я бы знала. Нет, и девушки тоже нет. Говорит, что у него работа перспективная. Продажи какие-то. Не знаю, что он продает. Я спрашивала, может, можно там что-нибудь взять по дешевке, ну как с предприятия, помнишь? Он говорит, что там ничего нет, какие-то бумажки, говорит, я не пойму. А мне кажется, он сам не очень понимает, какие такие бумажки. Я только боюсь, не посадят ли его. Вон же Ходорковского посадили, вроде тоже за бумажки какие-то… Налоги? Ну я не знаю. Это ты у нас, Зина, политическая. А я даже в партии не была. Сейчас-то, конечно… Что? Зина, тебя совсем не слышно, там треск…

…Зина, я тебе чего звоню-то. Я поздравить. У Иван-Михалыча твоего дата вроде как? У меня в книжке записано. Полтинник? Отмечать будете? Надо бы отметить по-людски, главная дата, пятьдесят…

…Что? Ой… Когда? От чего? Ой, Зинуля, горе-то какое… Зина, не надо плакать, все там будем, ох ты Господи, горе-то какое… Где похоронили-то? Во что обошлось?

…Вот просто мрут и мрут. Недавно Игорь-Степаныч вот тоже… Что? Не знала? Тоже, тоже… Так вот живешь-живешь, а когда помрешь - не знаешь. Такая у нас жизнь, Зинуля. Такая жизнь.

…Ну пока. Не болей. Главное здоровье.

Убить в себе старика

У Эдуарда Лимонова в одной из книг (столь схожих, с моей точки зрения, что лень искать цитату), написанных после того, как он перестал быть беллетристом, есть примечательное описание встреченных им по возвращении в Россию старух. Пресловутых «babushkas».

Лимонов плюет на отечественную традицию почитания старости (на мой взгляд, лицемерную) и описывает российское старческое племя правдиво: как бесполое, беспомощное, скорее завернутое, чем одетое в ветхие шушуны, тащащее куда-то непонятно чем набитые сумки и абсолютно одинаковое в этой своей безликой убогости. Да, все точно.