Журнал Русская жизнь - Родина (август 2008)

Кончались 30-е годы - годы страшного голода, годы культа личности. На страницах центральных газет все чаще стали появляться статьи с разоблачением враждебных, предательских группировок: Зиновьева, Бухарина, Рыкова и др. НКВД - карательный орган партии большевиков - работал с большим размахом. На всех предприятиях клеймили позором «врагов народа» и пели хвалебные дифирамбы «дорогому вождю и отцу всех народова - великому Сталину», постоянно возводя его во всемогущего властелина, в «бога на Земле». Помню, мы, будучи пацанами, в учебниках по истории выкалывали глаза на портретах видных военачальников: Блюхеру, Егорову, Тухачевскому и др., как «врагам народа». Пройдет несколько десятилетий, и эти люди будут реабилитированы и воспеты народом…

Из двух последних лет (1946-1948) нашей жизни в поселке Красный Угол не могу не отметить два события положительного и отрицательного характера. Мы с Григорием построили землянку - свой дом. Строили трудно. Приходили с работы уставшие, голодные и приступали снова к работе. Сил нет, материала нет. Потащишь материал с лесопилки (мы делали землянку в 50 метрах от нее) - поймают и дадут срок. С материалом на землянку помог тот отрицательный случай, который поделил двух заинтересованных людей на плохих и хороших. Этот случай я сейчас вспоминаю с тревогой и радостью.

А было так. 1946 год был голодный. Мама пойдет в столовую за обедом с большой алюминиевой чашкой с дыркой на дне, там был еще узелок, который мама приспособила, чтобы не вытекала жидкость. Кстати, эта чашка была семейная, вмещала литра 4. Ее ставили посреди стола (это еще до коллективизации) и ели деревянными ложками. Мясо тащили по команде отца. Кто потащит до команды - получает ложкой по лбу. Бывало, ложка разлеталась вдребезги, а голове - хоть бы что. Это обычай был неспроста, он учил скромности - пусть будет сыт человек, достанется и мне. Этим самым осуждалась жадность.

Так вот, в столовую обычно ходила мама. Что она принесет на три талона? - три ложки каши, размазанной по краям, и небольшую рыбешку (мясо давали редко). Я посмотрел талоны, выданные в кассе столовой, обычно они делались на обложке ученической тетради (зеленая, желтая, синяя, где-то 4 Ч 6 см) и проштамповывались расплывчатым штампом. Мне легко удавались уроки рисования. Игральные карты я делал даже по заказу мужиков. Мои рисунки хвалил старший брат Василий. Особенно ему понравился выполненный мной акварелью Спартак на коне со щитом и мечом (из книги Рафаэлло Джованьоли). Так что выполнить этот немыслимый штамп мне не составляло никакого труда. Но изготовил (предусмотрительно) я его на носке подошвы своего ботинка.

Я знал, что в нашей столовой питались начальник участка, комендант, главбух, парторг, причем ели они от пуза, уменьшая наши и так скудные порции. Узнав, какая используется бумага, я делал обычно 15 талонов (в то время имела место купля и продажа талонов). Мама, не без содрогания в сердце, брала талоны и огромную чашку и шла в столовую. Маме я всегда говорил: «В случае чего, скажешь, что талоны дал сын Иван, у кого купил - не знаю». Она всегда приносила полную чашку каши и 2-3 селедки. Это у нас был праздник. Мы утоляли всегда изнурявший нас голод.

Так продолжалось дней десять. Я знал, что когда-нибудь обратят внимание на разницу выдачи талонов из кассы и получения их с кухни. Мама пришла с пустой чашкой, обливаясь слезами. Она боялась за меня. Я оставался предельно спокоен и, как мог, успокоил ее. Больше всего я волновался за дядю Семена (жили мы по-прежнему у него). Обыск. Скопление зевак, всякие пересуды. Успокаивало меня то, что я был авторитетом и у сверстников, и у взрослых, был руководителем художественной самодеятельности и, самое важное, - секретарем участковой избирательной комиссии. Предизбиркома был Ярославцев Степан Николаевич, который относился с уважением не только ко мне, но и ко всем моим братьям.

В тот замечательный летний день 1947 года меня, спавшего в сараюшке дяди Семена, не очень-то вежливо разбудили два старшины милиции. Я удивленно посмотрел на них, как на непрошеных пришельцев, и задал вполне нормальный вопрос: «Чем обязан?» - «Поедем в Электрогорск, там разберутся». Я надел свои ботинки с неопровержимыми уликами и вышел вслед за ними. До этого они успели в комнате дяди Семена обыскать все тараканьи и клопиные щели (а их было много в рубленых стенах). Но тщетно! Искомое было на мне. Милиция уехала в Электрогорск, приказав мне явиться к начальнику отделения к 10 часам.

Мама плачет. Лебединец Яков Тимофеевич не скрывает своего удовольствия - наконец-то избавлюсь от возмутителя спокойствия. Этот человек, участник ВОВ, пришел с фронта с простреленной кистью руки. Выбрали его секретарем партийной организации участка. Малограмотный (если не сказать безграмотный). Дали должность начальника лесопилки, где работало около 30 человек. В его обязанности как парторга входило умасливать елейными речами вербованных девушек, прибывших на торфоразработки. С ним у меня сразу же сложились трудные отношения. Так как я работал освобожденным секретарем избиркома, мне обязаны были проводить среднезаработную плату за все дни работы. Каково же было мое удивление, когда, получив расчетный листок, я увидел в нем одни нули. В ОКСе (отделе капитального строительства), куда входила наша лесопилка, я все выяснил и получил причитающиеся мне деньги. Просматривая наряды на всех рабочих, я обнаружил много нарушений. Но самое главное - будучи неграмотным, Лебединец держал одну девушку нормировщицей, тогда как на лесопилке этой штатной единицы предусмотрено не было. Все наряды оформлялись в ОКСе. У этой же девушки всегда зарплата была выше всех, были дополнительные 300 гр. хлеба, а в нарядах она проводила себе погрузку и разгрузку пиломатериала, изготовление дранки и тому подобное (чем никогда в действительности не занималась). На одном из собраний я поднял этот вопрос (в то время на это надо было иметь мужество). Рабочие единогласно поддержали меня, и «нормировщицу» уволили. Представьте себе, какой зуб Лебединец должен был иметь на меня. А тут приспел случай с милицией. Он просто ликовал. А напрасно, как вы увидите ниже.

Итак, к 10 часам мне надлежало явиться в милицию. Я был очень спокоен, к утреннему поезду вышел пораньше, предварительно срезав штамп с подошвы ботинка. Меня сразу же окружили ребята - кто с сочувствием, кто с советами, некоторые беззлобно шутили: «А сухари где?» - «Из еловых шишек, что ли сушить?» - ответил я. Меня тревожила мама, которая стояла в сторонке и рукавом кофты утирала слезы.

Наш поезд, «кукушка», ползет до Электрогорска полтора часа. Приехали. Ребята разбежались по своим делам. Я заранее продумал весь диалог с начальником отделения милиции. Все отрицать. Никаких улик. Каша съедена, селедочные хвосты выброшены. Но произошел случай, перечеркнувший все мои планы.