Журнал Русская жизнь - Страхи (сентябрь 2008)

В тот вечер Ирэна узнала, что Стрыгин показывает ее дочери порнографию.

- Он это услышал, - вспоминает женщина, - глаза у него забегали, стал агрессивно возражать: ты что, мол, не видишь это на каждом углу? Ты что, хочешь, чтобы ей это в школе показывали? Я отвечаю: при чем тут на каждом углу? Это видит только тот, кто хочет видеть. Я думала, я его задушу сразу же, на месте. А он повторяет: а что такого? Все, закрыли тему. А потом схватил ее на кухне за руку: ну что ты, зачем ты это сказала? Я схватила дочку и ушла из дома. На следующий день пошла в милицию и написала заявление. В следующий раз увидела его только на суде.

К тому моменту, как Ирэна пошла в милицию, она, по ее словам (я, может быть, слишком часто делаю эту оговорку - «по ее словам», - но слова Ирэны сегодня - единственный источник информации о том, что происходило между ее дочкой и Стрыгиным; сам Игорь Стрыгин в суде от своих показаний отказался), уже знала, что Стрыгин не только показывал девочке порнографию, но и трогал ее половые органы руками и языком, учил ее надевать на его член презерватив и заниматься с ним оральным сексом. «Он рассказывал ей, - говорит Ирэна, - что в детстве он это с кем-то делал и что все начинают заниматься этим в школе, и сам он занимался этим с какими-то своими одноклассницами». На суде девочка опознала тюбик с анальной смазкой, которой он намазывал себе палец и засовывал его девочке, как говорит Ирэна, «туда». «На суде он стал говорить, что это просто она спрашивала его, что это такое, и он, чтобы удовлетворить ее любопытство, помазал ей однажды спину. В общем, бред сивой кобылы».

Когда Стрыгина арестовали, к Ирэне приходил его брат, просил забрать заявление.

- Говорил: «Я сам его убью, гада, но ты заявление забери». А что это за детский сад? Написала, забрала. Конечно, ничего я забирать не стала, и мать его меня теперь ненавидит, говорит, что девочка дома в одних стрингах ходила, ну что за глупости, она у меня и слова-то такого не знает - «стринги». Еще, вы знаете, юристы мне говорили: если бы ты его убила на месте, тебе бы условный срок дали, суд бы тебя понял. Но как я могу его убить? А если меня посадят, что я - ребенка сиротой оставлю?

Ирэна говорит, что воспринимала Стрыгина как больного родственника - «совсем другое воспитание, другой круг общения, уровень жизни». Много пил - когда работал в трамвайном депо, вообще употреблял какие-то технические жидкости, которые должен был выбрасывать на помойку. Потом, когда устроился на железную дорогу, закодировался, не пил пять лет, года за два до ареста опять запил. И еще постоянно говорил о сексе.

- Я работаю начальником отдела в торговой компании, - рассказывает Ирэна. - У нас часто бывают какие-то корпоративные выезды - снимаем коттедж за городом, едем отдыхать, с детьми или без детей. Каждый раз он мне говорил: «Знаю я, чем вы там занимаетесь. У нас тоже такие поездки бывают, и мы там еще не то вытворяли». В общем, с такими намеками скабрезными. Я ему отвечала: «Знаешь, люди, с которыми я общаюсь, они совсем по-другому воспитаны, не надо ко мне с такими высказываниями подходить». Но он вот такой человек был неприятный. Хотя что-то сделать, куда-то сходить, куда-то сводить ребенка - его всегда можно было об этом попросить.

Однажды девочка даже ездила со Стрыгиным в Великий Устюг - он сам предложил съездить, посмотреть на Деда Мороза.

- Почему отпустила? Ну как, он же мне был как друг, и вообще чего мне бояться - она у меня и к моим друзьям на дачу ездила, у них там дети, все нормально. Если доверяешь человеку, то можно и своего ребенка ему доверить, что здесь странного. Я работаю, к сожалению, мне нужно работать, кормить и ребенка, и себя, а у него такой график, что он половину недели дома сидит.

После того, как террористы взорвали железнодорожное полотно под проезжавшим «Невским экспрессом», всю поездную бригаду, участвовавшую в ликвидации последствий катастрофы, отправили на Карельский перешеек в санаторий на реабилитацию. Машинист Алексей Федотов, также награжденный медалью за мужество и героизм, о Стрыгине отзывается с симпатией - хороший мужик, хороший работник, никаких отклонений не замечал, но потом зачем-то говорит: «Но мы только в санатории, по большому счету, и познакомились, а так на работе даже не пересекались, у меня из кабины в вагон даже двери не было, а он в вагоне сидел». Так что и из Федотова свидетель никакой.

Награждение медалью, между прочим, по словам Ирэны, изменило Стрыгина в худшую сторону.

- Он с этой медалью и с газетой, где про него написали, бегал, как курица с яйцом, всем ее тыкал в нос, всем моим друзьям звонил, потому что своих у него не было. Дочка в конце концов даже эту газету пополам разорвала, сказала: «Ты уже надоел, все время об этом рассказываешь».

Сейчас психологи говорят Ирэне, что гарантировать нормальное взросление девочки не сможет никто - когда пройдет несколько лет и она начнет встречаться с мальчиками, отношения со Стрыгиным могут дать о себе знать каким-нибудь неожиданным образом.

- Ну да, он ее не насиловал, она так и осталась девственницей, и вообще жива-здорова, и мать его считает, что он хоть и негодяй, но и я стерва, что написала заявление, а так дело типа житейское. А я не считаю, что ситуация житейская. Я считаю, что каждый человек, который только подумает, что так можно себя вести, сразу должен вспомнить, сколько лет ему в перспективе грозит.

Ирэна говорит, что, когда дочка рассказала, что с ней делал Стрыгин, она заплакала, а девочка сказала ей: «Не плачь, если бы ты знала все, ты бы вообще умерла». В уголовном деле - 45 доказанных эпизодов. Между первым и последним эпизодом - больше года. То есть все продолжалось больше года, а мать не замечала, и я не понимаю, как это могло быть, и спрашиваю об этом Ирэну.

- Почему я не замечала? Ну да, он правильно сказал на суде: «Я за все платил, я вам все делал». Да, он делал подарки, проявлял к нашей семье какое-то внимание, и мне казалось, что он так ухаживает за мной - как умеет, так и ухаживает. Но ухаживает за мной, а не за ребенком. Так мне казалось. Я ничего необычного в поведении дочки не замечала, клянусь. Ну да, были какие-то истерики, вспышки гнева, но мне казалось, что это переходный возраст, или в школе что-то не в порядке. Мне даже в голову не приходило, что такое могло происходить. А ей не приходило в голову все мне рассказать, потому что, психологи мне об этом говорили, нет, она не боялась, что он ее убьет или еще что-то, просто дети боятся об этом говорить, им кажется, что это неприлично, и поэтому им страшно.

После ареста Стрыгин на первом же допросе подтвердил все, что говорили Ирэна и девочка (ее допрашивала молодая инспекторша по делам несовершеннолетних). На суде заявил, что оговорил себя, потому что думал, что, если он признается, его сразу отпустят. У машиниста Федотова была версия, что Ирэна действительно могла написать заявление только потому, что поссорилась со Стрыгиным, - или, например, хочет забрать себе его жилплощадь. «Ага, конечно, хочу забрать его комнаты, - возражает Ирэна. - Мне уже сказали, что я могу заплатить 2 миллиона 800 тысяч рублей, и комнаты мои, но у меня таких денег нет, и, наверное, мы куда-нибудь переедем. Но в школе дочка, конечно, останется - там два языка, и вообще хорошая гимназия, где мы такую еще найдем».