Журнал Русская жизнь - Тираны (апрель 2009)

Сам, супруга и трое сыновей. Властимил строит ковчег. Он человек верующий, эзотерик, испугался цунами, всемирного потепления, кризиса, конца света, камчатских землетрясений. Какие нужны еще предупреждения?

Семья, естественно вовлечена в строительство, сыновья, как бы ни хотелось им молодых забав, заняты постылым делом, - внешне, однако, во всем поддерживают отца, и вот выполнены чертежи будущего ковчега, есть уже и остов в 150 метров в длину. Из камчатской березы. На мемориальную эту балку ездят посмотреть туристы, мальчики проводят экскурсии. Ковчег обойдется Властимилу не так уж и дорого, - ведь никаких двигателей, никакого мотора (что там у кораблей бывает?) нашему доброму тирану не покупать. Перед нами исполинская скорлупа, игрушка волн. Все, как если б и не было пяти тысячелетий. Жена Властимила сушит рыбу и заготавливает впрок сено (животных еще не ловили - рано). Она спокойная, милая женщина, - не обижается на соседей, которые называют будущий ковчег параноевым. Не обижается, смотрит светло и ясно, с сочувствием. Отчего это семейная тирания? Оттого, что бредовая идея головы фамилии так или иначе стала общим делом.

А вот более запутанная история - безработный Г., бесконечно увлеченный ролевыми играми, считающий себя индейцем племени вапуту по имени Зоркий Орел, построил в одной из комнат своей квартиры вигвам, где и живет с супругой и маленьким сыном. На просьбу маменьки (ответственной квартиросъемщицы) «начать жить по-человечески», ответил решительным отказом, в связи с чем и произошел семейный конфликт. Супруга поддержала Зоркого Орла. Кто такой безработный Г. - самодур или могучий основатель благополучной (покуда) семейной тирании?

Или ключевое слово - «безработный»? Многовато разочарованных мужчин в России, как-то не получается утешиться забавными анекдотцами про Зоркого Орла и осторожного Властимила. Слишком очевиден кризис семьи - и слишком очевидно желание общества этот кризис преодолеть. Сберечь совместный смысл. Что ж, в таких случаях иной раз может помочь новая идея, даже новая вещь, предмет. Японскую семью в семидесятые годы спасло изобретение караоке. Тут нет моих личных измышлений - спасительность караоке признана японской социологией.

Японский офисный самурай, с его холодной гордостью, беспрекословным подчинением старшему, страхом неудачи, невозможностью показать свои истинные чувства окружающим - и, неожиданно, крах традиционного брачного уклада, несколько запоздалая сексуальная революция, оглушительная - среди молодых женщин - популярность атлантического феминизма. Супруги принялись просто уничтожать друг друга; уровень семейного насилия возрос в несколько раз.

Японские мужчины запели, чтобы не лопнуть. Караоке-клубы открывались везде, даже в продуктовых супермаркетах, - и над страной звенел одинокий яростный вопль мужчины, вцепившегося в микрофон.

Ну, русские мужчины даже за столом поют хором - так ни ненависть, ни страх не изживешь. Я думаю, что российскую семью уже десять лет спасает машина, автомобиль.

Машина - главный утешитель истомившегося неудачей мужчины. Пусть же она станет доступнее…

Михалков и демоны

У него большое сердце.

У него большая надежная семья.

У него большое поместье, в которое в два года раз наезжает Сам. Хранитель основ и гарант конституции - покалякать на закате и завернуть пару соленых афоризмов. Все свои.

Он из тех, кому не режет слух сочетание «уметь дружить», - это роднит их с Главнейшим. Его расположения ищут многие, а он бегло сортирует соискателей, никогда не отказывая церкви, цыганам и царедворцам. Если вы мегазвезда мирового уровня - тоже имеете шанс. Обниматься полезет первым. Надо терпеть. Большие люди в проявлении больших чувств всегда немного чрезмерны, это юг, не взыщите.

С кем- то приходится прощаться. Да. Расставание всегда мучительный процесс -но дружба титанов и должна быть мимолетной. Как воробей, излюбленный им в последние годы образ Божьего благословения. Ути-ути-ути - все, нету. Улетела птичка.

Его милости дороги и в решето не сеются. Он венец естественного отбора, доминантный самец, Большой Белый Отец и лицо своей страны в глазах крещеного мира. Триумфальные и траурные церемонии цеха идут под музыку к его фильмам. Перечень усопших членов СК - под тему «Своего среди чужих». Московский фестиваль - под аккорды из братней «Сибириады», где Н. С. лично, эпично и символично добывал Родине черное золото.

У него лавры, триумфы и прижизненный пьедестал - и все равно чего-то не хватает.

Того, чего после доминирования желалось сильнее всего, жарче, горестней.

Любви.

Как и всем набобам, Никите Сергеевичу сызмальства недостало любви. Папенька все его детство чистил сапоги по дороге с одного приема у Сталина на другой прием у Сталина. Крутонравная матушка вечно заставляла развязывать веревочки. Большой Никита Сергеевич частенько вспоминает, как маленькому Никите Сергеевичу мать запрещала резать веревочку на торте, а только развязывать узел за узлом - и так мало-помалу приучила к труду. Его ссылали в детскую, когда на Новый год приходили с мороза разные важные гости. Его обидно угнетал с детства и безответно любимый брат. Его обижали в школе за упитанность и заграничные игрушки.

Казалось, нет на свете ребенка счастливее Никиты Сергеевича, а он всего-навсего хорошо кушал и не знал отказа в цацках.

Конечно, для послевоенного поколения живой отец и полная чашка были пределом желаний - но и в желаниях маленький Никита Сергеевич лидировал с отрывом.

Сегодня ему мало приязни, расположения и прочих полумер, хочется истошного обожания, чтоб любили всего, до ноготка, до мизинчика, чтоб восхищались и немели, и на цыпочках прислушивались.

Любили его силу. Его фильмы. Его воздетый палец. Его перстни, кашне и фуражку-капитанку провинциального духанщика. Его развешанные по офису фотообжималки с великими. Его озорное хамство. Его русскость.

Его превосходительство.

А над ним хихикают - и кто? - сосульки, тряпки, бумагомараки! Над царскими лампасами, почвенным трепетом, приподнятой бровью, над бесконечными рассказами о собственной благотворительности. Над родоначальником клана боярином Михалкой. Сила, не укрощенная вкусом, всегда потешна. Стоит ослабнуть узде, хоть чуть потухнуть генеральскому блеску в очах - пиши пропало. Все эти лобзания всемогущих пожилых мужчин в черном - мафии ли, политбюро - тотчас начинают отдавать водевилем. В ту же комедию уплыл предыдущий импортный русский, символ национальной неукротимости Евгений Евтушенко. Еще один любитель белых штанов и благоговейных стадионов.