Джозеф Уэмбо - По следу крови

— Я не могу допустить и мысли о том, что ты встретишь другого мужчину, — сказал он Кэрол. — Пожалуйста, прости меня. Я и так наказан.

Что было делать? У них дети. И в который уже раз она простила.

В марте он вернулся в дом, но спать они продолжали порознь. К тому же она начала следить за одометром его мотоцикла, регулярно записывая показания. Правда, если пробег оказывался слишком большим, у него всегда находилось оправдание.

Она не знала, что он готов был ехать куда угодно в поисках девочек, если хотел показать им свои прелести. Неужели он способен взяться за прежнее? Наивная женщина! Разве нельзя на время отключить счетчик одометра? И, конечно, ей не понять, что где-то там есть другой — насыщенный — мир, принадлежащий только ему. А призрачные дни, проведенные с Кэрол в Сеновальном тупике, были для него лишь тенью жизни.

К работе на донорских пунктах было привлечено около дюжины терапевтов. Некоторые из них имели хирургическую практику, лечили заключенных, проводили медосмотры и проверки на алкоголь. Труд их обходился полиции не очень дорого: семьдесят два фунта за два часа, а хороший врач мог обслужить за это время человек сорок.

Полицейские из следственной группы старались любым путем уговорить человека явиться на приемный пункт. Зайдя в отдел оперативной информации, в любое время можно было услышать:

— Какая у вас машина?

Или:

— А вы не хотели бы заодно навестить свою знакомую девушку, которая живет здесь?

Или:

— Разве мама не будет рада видеть вас?

Выезды за город Дерек Пирс называл скоростными гонками. Дело в том, что полицейским, колесившим по стране в поисках донорской крови, приходилось проезжать до пятисот миль в день. Денег на ночлег не давали, поэтому приходилось мчаться на бешеной скорости, чтобы вернуться домой не слишком поздно.

Поскольку сверхурочныые часы, работа по выходным и питание оперативникам не оплачивались, расследование обходилось налогоплательщикам Лестершира сравнительно недорого, тем более при таком размахе. Пирс только подхлестывал подчиненных:

— Наша цель не зарабатывать деньги, а раскрыть убийство. Или убийства.

Задерживаясь допоздна для выполнения какой-нибудь скучной административной работы, Пирс часто замечал, что после ужина некоторые члены группы возвращаются в следственный отдел.

— Разобраться кое в чем, — объясняли они Пирсу.

Очевидно, одна из женщин, работавших в группе, полагала, что ее отношения с сотрудником являются тайной для окружающих. Стоило всем уткнуться в бумажки, как она минут на двадцать выходила из комнаты. Всякий раз после ее ухода на столе одного из детективов звонил телефон, и разговор был очень продолжительным.

Однако присутствие пятнадцати сотрудников, казалось, стесняло его, и он не столько говорил, сколько едва заметно улыбался и словно подмигивал. Все отлично понимали, что происходит; не помогали конспиратору и фразы типа «Да, думаю, смогу удовлетворить вашу просьбу», «Всегда рад помочь. Всего хорошего!»

Спустя некоторое время детективы решили дать понять этой парочке, что прямо под носом у ветеранов сыска такие вещи не проходят незамеченными. Как-то вечером, когда все отправились в паб, полицейские вручили сотруднице подарок: две пустые консервные банки, соединенные пятидесятифутовым проводом. На одной банке был написан номер телефона ее возлюбленного, а на другой — номер того телефона, с которого она ему всегда звонила.

— Чтобы не ходить далеко и не стирать подошвы, — сказали они ей.

Многие из тех, кто не хотел сдавать кровь, были вычеркнуты из списков после подтверждения их алиби. Другие отказывались пройти тест не только по причине ущемления прав личности, но из-за панического страха перед иглой. Анализ слюны был хорошим запасным вариантом, но не обеспечивал тех данных, которые требовались для анализа ДНК по методу Джефриса.

Один донор позвонил и заявил, что не против сдать кровь, но не хочет, чтобы его кололи иглой:

— Поймите, — говорил он. — Я хочу помочь! Можно, вместо укола я приду и расквашу себе нос?

Другой просил:

— Не надо никакой иглы, пусть врач режет меня ножом. Я не против ножа. Я и сам могу себя дорезать!

Без всякого Фрейда полицейским становилось ясно, что у этих людей явная иглофобия, поэтому Пирс дал добро на эксперимент с одним из доноров.

Когда тот появился, Пирс ахнул: вот так детина! Настоящая громадина!

Здоровенный детина тем не менее страдал иглофобией.

— Мы сделаем надрез и выдавим всего несколько капель, — объяснил ему врач. — Потом проверим их на определенный фактор крови; если результат будет отрицательным, то этого достаточно, если положительным — вам придется прийти повторно для полноценного анализа, хорошо?

— Все что угодно, только не игла, — последовал ответ.

— Ладно, отвернитесь, я надрежу ваш палец.

Человек-гора отвернулся и сжал зубы. Врач надрезал палец и выдавил кровь.

— Готово.

Правда, у врача не оказалось под рукой скальпеля и он сделал надрез иглой, но зачем знать об этом пациенту?

Сложнее было с теми, кто наотрез отказывался от анализов. В частности, знакомый кухонного рабочего, открыто выражавший недовольство тем, что того в свое время упрятали за решетку, категорически отказался приходить. Один из сержантов доложил Пирсу:

— Он не желает!

— Что значит не желает?

— Заявил, что это нарушение прав личности.

Пирс вместе с сотрудником поехал к этому молодому человеку.

Пирс с самого начала возненавидел этого парня — грязного, мерзкого и противного. Из тех, кого хочется вывезти в поле и пристрелить. Но он даже не накричал на парня, а стал убеждать его. Как говорили подчиненные инспектора, Пирс мог уговорить даже монахиню раздеться. Однако прошло больше часа, прежде чем молодой человек соизволил пообещать, что сдаст кровь на следующий день. Сотрудники Пирса бились об заклад, что обманет, но парень пришел.

Он появился днем, такой же грязный, мерзкий и противный, как и накануне. Он был к тому же глуп, и весь его словарный запас составлял семьдесят пять слов. Он с трудом ответил на вопросы, заполнил бланк и с отвращением наблюдал, как врач выкачивал кровь из его руки. Потом неожиданно рухнул на пол без чувств. Вызвали «скорую», и один из сотрудников вынужден был сидеть возле него до тех пор, пока тот не пришел в себя.

— Подумаешь, неженка! — съязвил Пирс. — Ни с кем больше такого не было!