Мэлор Стуруа - С Потомака на Миссисипи: несентиментальное путешествие по Америке

Шкипер выровнял «Прозрачную воду», и Сан-Франциско вновь полетел нам навстречу мириадами мерцающих огней. Но его электрическое очарование безвозвратно исчезло. Город выглядел чудовищно разбухшим вампиром.

— Куда? На Алькатраз? А на Луну вы случайно не хотите? — вспомнил я саркастическое замечание кассира из «Бэй круиз». До чего же усложнились в наше время критерии прогресса и цивилизации! Как раз в ту самую ночь, когда индейцы, предводительствуемые Ричардом Оксом, высадились на Алькатраз, космический корабль «Аполлон-II» доставил на Луну первых людей. История, оказывается, несмотря ни на что, еще не разучилась шутить.

Другое дело, что ее шутки уже не вызывают смеха...

Сан-Франциско.

Апрель 1970 года

Земля держится на трех китах, Сан-Франциско — на сорока трех холмах. Киты, несмотря на свое мифологическое происхождение, демократично равноправны и похожи друг на друга, как две или, вернее, три капли воды. Холмы, несмотря на свое вулканическое происхождение, глядятся сословно — слоеным пирогом; одни повыше, другие пониже. Не от уровня моря с его похожими, как близнецы, каплями-брызгами, а от уровня доходов, с их кричаще непохожим содержанием звонкой монеты и шуршащих акций.

Самый главный холм в Сан-Франциско, безусловно, Ноб-хилл. Он и его обитатели смотрят на остальные холмы свысока. Недаром название холма происходит от слова «набоб», как с презрительным восхищением нарекли своих финансовых тузов и железнодорожных магнатов жители города. На Ноб-хилле живут люди, которые делают деньги на Уолл-стрите запада, то есть западного побережья Соединенных Штатов.

Уолл-стрит запада упирается в Маркет-стрит, шествует по Монтгомери-стрит и расползается по прилегающим к ней улочкам. В отличие от Уолл-стрита востока, находящегося в Нью-Йорке, его западный собрат и соперник выглядит куда веселее. Первый напоминает гигантскую расщелину в скалистых горах, второй — аллею, образуемую могучими ветвистыми деревьями. Впечатление это усиливают штаб-квартиры крупнейших адвокатских фирм, стены которых перевиты декоративными растениями, а карнизы украшены цветочными клумбами. Если Уолл-стрит в Нью-Йорке — каменные джунгли, Уолл-стрит в Сан-Франциско — просто джунгли или ботанический сад. Но этим и исчерпывается различие между ними. Цветы Уолл-стрита запада так же пропитаны кровью, потом и слезами, как и скалы Уолл-стрита востока. Эти цветы и скалы — да простят меня пуристы за подобное сравнение — одного поля ягоды. На Ноб-хилле у ягод сладкий привкус. Чем ниже спускаешься по холмам социального рельефа Сан-Франциско, тем горче становятся они.

Где кровь, пот и слезы, там и золото. Уолл-стрит запада вымощен золотом. Сейчас в переносном смысле, когда-то в прямом. Первые банки были, по сути дела, амбарами, в которых старатели хранили намытый ими золотой песок. Жители Сан-Франциско столь крепко привязаны к пуповине золотоносных жил, что буквально до конца прошлого века не признавали бумажных ассигнаций. В отличие от Уолл-стрита востока, от которого веет неотразимым реализмом Бальзака и Драйзера, Уолл-стрит запада подернут романтической дымкой Роберта Луиса Стивенсона и Брет Гарта. Недаром оба они долгие годы жили и творили в Сан-Франциско и недаром на излете Монтгомери-стрит, в старейшем городском парке Портсмут-плаза, высится колонна, увенчанная фигурой шхуны, одетой в бронзу, — в честь Стивенсона. Но опять-таки реализм Уолл-стрита востока и романтизм его западного собрата великолепно сопрягаются, несмотря на кажущийся стилистический разнобой. Они напрочно зарифмованы законами частнособственнической версификации, в которой золото все покупает, а булат все берет.

Путешествие по Уолл-стриту востока напоминает гангстерские фильмы, путешествие по Уолл-стриту запада — вестерны. Для меня лично это последнее впечатление связано со словами «Веллс Фарго». Сколько раз они мелькали с киноэкранов, красуясь на бешено мчащихся и отчаянно трясущихся дилижансах, за которыми со свистом и гиком неслись на неоседланных конях индейцы и которых брали в полон, пристрелив возницу и перебив охрану, бандиты в широкополых шляпах, именуемые у нас по «недосмотру» ковбоями. «Веллс Фарго». Эти два слова — загадочные и непонятные — звучали как музыка пустыни, как цокот копыт, как щелканье кнутов, как орлиный клекот, как шум водопадов. «Веллс Фарго». Кто это: индейский вождь или беглый каторжник, за голову которого назначен большой выкуп?

Как выяснилось, ни то и ни другое. Просто два предприимчивых дельца, Вильям Фарго и Генри Веллс, основали компанию, связавшую Нью-Йорк с Сан-Франциско, Атлантическое побережье Соединенных Штатов с Тихоокеанским. (Помните, сопряжение реализма и романтизма, каменных джунглей и ботанического сада?) Экспресс-дилижансы Веллса и Фарго отличались скоростью, а главное, надежностью. Даже старатели, подозрительность которых стала притчей во языцех, доверяли им свою душу, размельченную в золотой песок.

С годами «Веллс Фарго» стала буксовать. То, чего не смогли добиться индейцы на неоседланных конях и бандиты в широкополых шляпах, сделали банкиры-конкуренты. Банкротство следовало за банкротством, и наконец «Веллс Фарго» поглотили два еще более крупных хищника — «Америкзн экспресс компани» и «Америкэн траст компани». Первая прикарманила дорожную службу, вторая — банк. От «Веллс Фарго», по сути дела, осталась одна вывеска. Не в переносном, а в прямом смысле слова. Используя себе на благо хорошую репутацию усопшего и исторические сантименты, могильщики «Веллс Фарго» украсили ее вензелями свои бронированные машины, в которых наличность путешествует ныне по улицам Сан-Франциско, Сама же «Веллс Фарго» стала музейным экспонатом, и «великодушные» победители отвели ей помещение-склеп на Монтгомери-стрит, где выставлены золотые самородки, первые карты «дикого Запада», коллекции марок той эпохи, весы, на которых, если верить экскурсоводам, было взвешено 65 миллионов долларов золотом из 87 миллионов, добытых в земле-матушке, и, наконец, почтовая карета, обогнувшая в 1850 году мыс Горн. Не на колесах, а на корабельной палубе, разумеется. (На Уолл-стрите востока вы не найдете музеев обанкротившихся финансовых заведений, ибо в Нью-Йорке считают, что там, где пахнет банкротством, романтикой уже не пахнет.)

Дилижансы «Веллс Фарго» были исключительно первопроходцами. Следы, их колес лишь слегка поцарапали гигантские пространства пустынь, прерий и пампасов. Они словно нанесли на кальку природы и истории штрихи, по которым затем железнодорожные бароны проложили шпалы. Собственно, это и было подлинным завоеванием «дикого Запада», ибо по шпалам двинулись на Тихий океан не только поезда. Двинулся, сметая все на своем пути, сам Уолл-стрит востока. Одной рукой-саблей генерала Кастера и ему подобных он истреблял индейцев, а другой сеял доллары и пожинал прибыли.