Газета Завтра Газета - Газета Завтра 21 (1070 2014)

Другая его ипостась: башкир, любит свой народ и свою землю, лауреат главной башкирской премии имени Салавата Юлаева, его ценят на родине, гордятся им. К тому же, по профессии Камиль радиоинженер, немало лет проработал в нефтяной промышленности Башкирии. Его ценят в Башкирии на самом высоком уровне. От званий и наград может вскружиться голова. Даже прощают его просоветские взгляды. Как утверждает писатель: "Хочу ещё добавить, правда, не по теме вопроса. После переворота 1991 года вошло в моду охаивание всего Советского. Я родился и жил в СССР и, сравнивая то время с сегодняшним, могу сказать: мы многое хорошее из того прошлого из года в год утрачиваем. Я уж не говорю о том, что понятия добра и справедливости извращены до такой степени, что перевёрнуты с ног на голову. А о таком определяющем качестве человека, как СОВЕСТЬ, вообще забыли. Это опасная, разрушающая страну тенденция. Без развития культуры и духовности не будет экономического подъёма и процветания России. Наша страна - это страна, где должны главенствовать идея братства и справедливости, а не наживы. Это моё твёрдое убеждение". Как сейчас это модно, вполне мог уйти в историю своего родного народа, о котором он немало написал и очерков, и рассказов. Стать башкирским Айтматовым. Как самобытного писателя, Камиля Зиганшина высоко ценили духовный пастырь народов Башкирии Мустай Карим и писатель Хаким Гиляжев. Может, он бы и ушел с головой в этнографию родного народа, но настала перестройка, с головой ушел в предпринимательство, со своей пассионарностью добился и там немалых успехов, хотя успел и обжечься. По крайней мере, уйти в бизнес-прозу не пожелал. Так что я не соглашусь с заголовком одной из восторженных статей о моем герое: "Человека делает писателем биография".

Нет, ни национальность этническая, и любовь к своему народу, ни знание природы, мира диких зверей - особенно не повлияли на него, как на писателя.

А вот влияние семьи на писателя явно заметно. В 1972 году Зиганшин приехал в Горький и вскоре женился на Коскиной Татьяне Зиновьевне. Этот выбор Камиль Фарухшинович считает главной удачей своей жизни. В том же году у них родился старший сын Марат. Впоследствии Татьяна подарила ему ещё четверых детей (второго сына и трех дочерей). Это лишь укрепляет суровую веру староверов, опора на крепкую и надежную семью. В одном из интервью писатель говорит о жене: "Татьяна - моя главная удача в жизни. Она ниспослана мне самим БогомОна подарила мне пятерых детей, она и мой помощник, и мой первый читатель. Повторяю себе вновь и вновь: это она моя "Роза ветров"". А ведь и верно: многодетные семьи сами удерживаются от любого развала. Куда уйти от такой детворы, ни направо, ни налево Совесть замучит. Это ли не основа крепости староверческих семей?! Но и не семья сделала его большим писателем.

Его большая проза как бы вне его внешней столь экзотичной биографии. Одних своих читателей и поклонников Камиль Зиганшин пленяет путешествиями по Патагонии и Огненной Земле, покорением вершин Гималаев и Эльбруса, странствиями с буддийскими монахами и танцами с шаманами. И это прекрасно

Других увлекает башкирскими легендами, таежными историями, знанием языка зверей. Всё это замечательно, и сегодня журналы "Вокруг света" и "Наука и жизнь" не теряют свою популярность. И авторы их заметны. Среди них Зиганшин. Как писал башкирский классик Мустай Карим: "читая произведения Камиля Зиганшина, будто сам иду по следам первопроходцев. Иду очарованный и одержимый. Я пленен первозданностью и красотой природы и нравственных истоков человека. Оттого и в меня вселяется гармония". И я очаровываюсь вместе с моим давним знакомым Мустаем Каримом.

И все же, совсем другой мир раскрывается в другой, не похожей на следопытную, пожалуй, вершинной его прозе, дилогии "Золото Алдана".

И на самом деле, в мир староверческой общины, так живо описанный в романе Камиля Зиганшина "Золото Алдана", погружаешься неспешно, вроде бы и наш, родной мир, но уже незнакомый, уже непривычно консервативный. У меня самого старший сын Григорий давно обратился к древлеправославию, так что какие-то правила поведения для меня были не вновь, но своеобразный мир его героев сразу не воспринимался.

Такой роман написан Камилем Зиганшиным, минуя все его странствия и покорения вершин и погружения, его автор мог и не быть путешественником. Такой роман мог быть написан не обязательно башкиром, якутом, мордвином или русским, но, несомненно, он - русский по духу, по сюжету, по идеологии. Это роман человека глубинной русской культуры. Роман человека, прекрасно знающего русское староверчество. Не случайно же, Валентин Распутин написал о Зиганшине и его русском романе: "Книга меня удивила сочностью и красочностью языка. Много чудес-кудес, но на это только в начале чтения обращаешь внимание, а затем все становится естественным и необходимым, появляется полное доверие к автору

Я спросил автора, может быть, он сам - старовер? Нет, но был хорошо знаком с ними. И это видно. Дело даже не в этнических или фольклорных описаниях быта староверов, всё это можно было изучить и по книгам историков и краеведов, он сам принимает этот мир, эту пусть и суровую, но нравственно чистую жизнь.

Всё-таки, главное в романе - не сцены охоты, не хороводы и пляски, даже не своеобразный уклад старообрядческой общины, уже добрую сотню лет затерявшуюся в глухой восточно-сибирской тайге. Главное - не то, что староверы-скитники ничего не слышали ни про революцию, ни про колхозы, ни даже про войны, главное - это сага древлерусского мира, это богатый мир староверов и эвенков, вдруг соприкоснувшихся сначала с затерявшимися в тайге белогвардейцами, затем и с советским обществом, сага о крушении чистого сурового природного мира людей и зверей. " В молодости у меня был случай, когда скитники спасли нас с другом от голодной смерти, помогли нам выбраться к людям, - вспоминает писатель. - Тема раскола церкви, судьба староверов так меня увлекли, что я стал собирать материалы, изучать ту эпоху".

Староверы не боятся лишений, не боятся труда, даже не боятся разрушений. Они привычно уйдут с насиженного места, и создадут свои новые деревни, новые обители. Страшно, когда они в себе самих теряют свой былой уклад. Не золото губит таких стойких людей, не схватки с тиграми или волками, даже не стычки с захожими людьми. Увы, но даже в дальнем отрыве от большого мира, пусть не так быстро, как в столицах, но старообрядческая община дает трещину. Люди уходят из скитов, возвращаются в города. Даже самый кремневый из них старовер Корней, влюбившись в женщину из иного мира, бросил семью, бросил скит, ушел от близких людей. Вроде бы и осуждать грешно, большая любовь, писатель и не осуждает, но крушение всего мира убедительно показывает. При этом, не лишая нас надежды на будущее