Дмитрий Гордон - Виктор Суворов: исповедь перебежчика

— Чудесно, просто великолепно, и прежде всего потому, что (это я повторяю всегда и везде!) жена — истинная находка для шпиона (Смеется. ). Мне повезло: у нас к выбору спутницы относились очень серьезно — не как в КГБ: женишься один раз и навсегда. Все эти годы мой тыл был надежно прикрыт, и жалею только о том, что не видел, как выросли дети, потому что вечно писал, писал, писал. Работал, как вол, и все лежало на ней, на Танюшке.

Тут, в Англии, в школу детей нужно на машине возить. Таня меня уже и не просила об этом, потому что в ответ слышала, что я занят, что сделать нужно еще и это, и то, но однажды даже у изменника Родины совесть проснулась. «Ну, сегодня, — пообещал, — детей, наконец, сам повезу», но она улыбнулась: «Не надо». — «Почему?» — удивился я, и любимая жена рассмеялась: «Они уже университет оба закончили».

Я сожалею о том, что мимо меня проскочило детство моих ребят, поэтому сейчас наша любовь выплескивается на внуков — они у нас замечательные, просто хаврошечки.

— «Я веду, — пишешь ты, — достаточно замкнутый образ жизни, я по натуре отшельник». Чем занимаешься в свободное от писательского труда время?

— А у меня его нет… (Пауза. ) Ну, чем занимаюсь? Ухожу в лес, — Таня не даст мне соврать! — брожу долго-долго один. Пока иду, ругаюсь вслух со своими врагами, отвечаю многочисленным оппонентам, ведь что меня действительно мучит, так это невозможность ответить на письма. Понимаешь, их слишком много, и это устаревший уже материал. Недавно один научно-исследовательский институт (украинский, кстати!) в Канаде обратился ко мне с предложением передать мой архив. Все уже подготовлено и вскоре уйдет к ним, но я чувствую себя виноватым перед людьми, которые писали мне в девяносто третьем, в девяносто четвертом годах. Эти фронтовики, может, уже умерли, так и не получив ответа, но осилить такой труд я не мог и поэтому (Делает вид, что затягивает на шее удавку. ).

— Из моего собственного досье на Виктора Суворова: «Любит спорт, в частности бег на дальние дистанции. Мечтает пройти лондонский марафон в противогазе с полной выкладкой — с автоматом, боекомплектом, лопатой и, разумеется.»

— (Вместе. ) «.в сапогах».

— Эта мечта осуществима или..?

— Мечтать полезно всегда, но несколько лет назад у меня приключилась очень тяжелая вещь с сердцем. Долгонько искали, что же во мне не так, и какой-то старикашка (пожилой, так скажем, профессор), найдя причину, постановил: операцию нужно делать. «Мы тут разрежем и поставим тебе машинку железную — она сделана в Америке, будет работать на батарейках». Элементы питания через пять лет менять надо, так что мне скоро опять под нож.

Перед тем как я на операционный лег стол, доктор — он уже был в перчатках! — заметил: «Я должен это тебе показать». Смотрю, а штуковина, которую мне вшивать собрались, называется «ИС-2». «Хм, а вы знаете, что такое “ИС-2”? — спрашиваю. — Это самый мощный танк Второй мировой войны — “Иосиф Сталин”». Видишь, теперь я со Сталиным в сердце (Смеется. ), поэтому по-прежнему хочу пробежать лондонский марафон с полной выкладкой. От этого совсем не отказываюсь, но малость отодвигаю.

— …до лучших времен. Виктор, я знаю, что ты собираешь русские и советские боевые ордена …

— это правда.

— Много их у тебя?

— Коллекция хорошая, но ею не принято хвастаться, а самые дорогие награды — отцовские.

— Они здесь, с тобой?

— Некоторые.

— Можешь их показать?

— А почему нет? У него было четыре ордена, но наиболее ценные для меня — две солдатские медали «За боевые заслуги». Вот здесь, посмотри: «За оборону Киева» и «За оборону Москвы» — о чем это говорит? Оборона Киева началась 10 июля сорок первого года — значит, он воевал.

— …с первого дня …

— 140-я дивизия 36-го стрелкового корпуса (у меня есть комплект документов) в составе действующей армии с 22 июня, то есть в первом эшелоне была. В первое сражение мой отец вступил 23 июня и прошел через всю войну. Медаль «За оборону Киева» дорога мне еще и потому, что Богдан Васильевич Резун награжден ею 21 июня шестьдесят первого года (отмечали как раз двадцатилетие обороны!), а вручена она ему 18 июня семидесятого. Девять лет эта награда его искала.

- … м все-таки героя нашла …

— Она очень скромная, — это не звезда Героя Советского Союза! — но для меня, безусловно, важна (потом еще он «За победу над Германией» получил). В этих медалях — вся война, а вот еще, погляди, «За победу над Японией». Отца же отправили на Дальний Восток, и он против Японии воевал. Там его еще на двенадцать лет задержали, и в тех краях меня угораздило появиться на свет.

— Ты, насколько известно, собираешь также стрелковое оружие — коллекция у тебя большая?

— Не большая, но необыкновенная: винтовка Мосина, например, есть, а это, скажу тебе, великое дело. Она тридцать восьмого года, сделана на Ижевском заводе, но без винтов, то есть с гладким стволом. Купил я ее в Испании: мы с Танечкой ходили там по горам, по долам и как-то забрели в далекую горную деревушку. «Ну, — думаю, — мужики-то хозяйственные: вот бы винтовочку какую-нибудь сообразить». — «Нет, — говорят, — не держим».

— Что это за мужики пошли? Винтовки не держат …

— Советский Союз между тем поставлял туда танки и стрелковое оружие — конечно же, кое-что испанцы в горах припрятали. Приносят, короче, мне «винтер», а я сразу, не глядя: «Это же не винтовка — она гладкоствольная». Они: «Да ты че?». Я плечами пожал: «Ну, открывайте».

Смотрят — и вправду нарезов нет, а дело тут вот в чем. В середине тридцатых СССР шлет в Испанию вооружение, а начальник разведывательного управления Красной Армии Берзин был там главным военным советником и туда-сюда циркулировал. Возвращается он в Москву и докладывает: «Товарищ Сталин, оружие мы отправляем в Испанию очень хорошее, но без толку: республиканцы войну все равно продуют, а раз так — зачем же нам вкладываться?». Иосиф Виссарионович трубочкой пыхнул: «Ну, в танках кое-что упростить можно, в самолетах тоже, а в винтовке-то что?».

Берзин нашелся: «Самая деликатная у оружейников операция — в длинном стволе делать нарезы. Остальное все просто, а вот это. А что, если мы будем гнать туда просто гладкие стволы? Что поставили, то поставили, а дальше винтовочки в партиях уже не нарезные пойдут». Сталин засомневался: «Республиканцы потерпят крах, а потом скажут: “Это, русские, из-за вас, из-за вашего плохого оружия”». Берзин Иосифа Виссарионовича успокоил: «Да они и не сообразят, потому что не чистят его никогда».

Эту историю я знал из ГРУ, и на понт в испанской деревне сказал: «Ребята, винтовка же ненарезная». Поднимаю — и вправду она без нарезов. Цену я сбил, потому что бурчать стал: «Ну что вы мне тут.»