Виктор Геманов - Подвиг тринадцатой. Слава и трагедия подводника А. И. Маринеско

Как известно, в первый боевой поход с А. И. Маринеско «тринадцатая» сумела выйти только в октябре сорок четвертого года, хотя готова была еще в июле сорок третьего. Почти полтора года прошло без боевых походов, без атак на вражеские корабли! Это выводило моряков из себя. Они, конечно, не бездействовали: ремонтировали механизмы и аппаратуру корабля, изучали новую технику, установленную на лодке в последнее время, без устали тренировались, приобретая нужные в боевом походе навыки обслуживания материальной части и оружия. Словом, делали свое воинское дело старательно, изо всех сил, работали, как говорится, денно и нощно. Каждый в душе был уверен: завершим ремонт — и в море, чтобы громить фашистов. Вроде все шло как надо, но выходы в море откладывались. Такая уж сложилась к тому времени обстановка: нельзя было посылать корабли на верную гибель! Финский залив был настоящим «супом с клецками», где роль клецек выполняли мины.

А жизнь шла своим чередом. Весной сорок четвертого года возникла возможность вызвать в деблокированный Ленинград семьи членов экипажа. Вот что написал мне бывший рулевой-сигнальщик Геннадий Васильевич Зеленцов, проживающий ныне в Нижнем Новгороде: «Александра Ивановича я знал не только как командира, но и как человека по ряду встреч в неслужебной обстановке. Знал и жену его Нину Ильиничну, и дочку его Лорочку. Это я был послан в 1944 году в Горьковскую область, чтобы привезти семью А. И. Маринеско в Кронштадт…»

— Да, было такое, — подтвердили другие члены экипажа. — Как известно, Зеленцов был горьковчанином, а потому на него и пал выбор командира для выполнения такого рода поручения…

Поселили семью командира вместе с семьями других офицеров в огромном каменном здании, известном в Кронштадте под названием «дом Вирена» — по фамилии адмирала Вирена, командира Кронштадтской базы в царские времена.

Вскоре Нина Ильинична с Лорой оказались в гостях у экипажа «тринадцатой». Можно себе представить, как много значило возвращение семьи не только для самого командира, но и для каждого матроса, старшины, офицера, уже длительное время оторванных от семей. Командир, понимая это, старался, чтобы Нина Ильинична с Лорой почаще встречались с экипажем.

«Однажды часть команды, — писал Г. Зеленцов, — вместе с Александром Ивановичем и Ниной Ильиничной выехала из Кронштадта в Ленинград. Дожидаясь поезда в Лисьем Носу, командир попросил жену спеть для нас песни, которые пели за кольцом блокады. И Нина Ильинична приятным нежным голосом спела несколько песен. Это растрогало нас до глубины души…

Несколько раз бывал я вместе с командиром на рыбалке, бывал в гостях у него дома. Подружились мы с дочкой командира Лорой — прелестной десятилетней девочкой в красном платьице и красных туфельках… Здесь я видел командира совсем другим — домашним, что ли. И вот что интересно, он и здесь относился ко мне ровно, дружелюбно и с уважением, ничем не выделяя среди других моряков…»

Да, таков он был, командир «тринадцатой», — ровный и справедливый. Он считал, что такой стиль взаимоотношений самый правильный, позволяющий надеяться не на слепое повиновение, а на осознанное исполнение обязанностей.

В сентябре 1944 года Финляндия вынуждена была выйти из войны. По мирному договору ее правительство предоставило подводным лодкам КБФ ряд своих портов. Базирование в Хельсинки, Турку и на полуострове Ханко было для советских подводников счастливым выходом из сложившейся тяжелой минной обстановки. Из Кронштадта наши подводные лодки перешли в новые базы за финскими тральщиками по известным им фарватерам. А так как выходы из Хельсинки, Турку и Ханко не были закрыты минными и сетевыми заграждениями, подводники теперь не подвергались опасности погибнуть на заграждениях Нарген-Порккала-Уддского и Готландского рубежей ПЛО.

Обстановку того периода хорошо отразил в своем личном дневнике радист «тринадцатой» матрос Михаил Иванович Коробейник.

«1/Х-44 г. В 15 часов отдали швартовые и отошли от плавбазы „Смольный“. Идем на запад. Вместе с нами подводные лодки „Д-2“, „Л-3“ и „Лембит“…

2/Х-44 г. В полночь пришли на Лавенсаари, встали на якорь, ожидая финского лоцмана. Лишь в 15 часов, дождавшись его, снялись с якоря и пошли вдоль финских берегов. Поддерживал связь по УКВ с Гапеевым и Рубченко („Д-2“), Чалым, Титковым и Харченко („Л-3“), Проданом и Кулькиным („Лембит“).

З/Х-44 г. В 15.25 подошли к Хельсинки. Встали на якорь в Свеаборгской бухте, напротив крепости Свеаборг…»

Новой базой дивизиона, в который входила «тринадцатая», стала столица Финляндии. В день перехода моросил нудный мелкий дождь, плотной пеленой укрывший город от матросских глаз. Едва лодка стала на якорь, командиру был доставлен и вручен плотный синий конверт, в котором лежал небольшой листок с текстом: «Занять позицию в 60 милях к норду от маяка Хел (Данцигский залив). Топить транспорты и боевые корабли противника…»

Командир не скрывал своей радости: наконец-то получено боевое задание на долгожданный боевой поход!

… Октябрьское солнце серебрило легкую рябь штилевого моря. Осенние, однако все еще яркие лучи заливали мостик «тринадцатой». Вахтенные матросы, старшины и офицеры не сводили глаз с постепенно исчезающей на горизонте полоски земли. Там, далеко-далеко за кормой, скрылись родной Кронштадт, гостеприимный, так по сути дела и не увиденный Хельсинки, ставшая родным домом плавбаза «Смольный», извилистые финские шхеры… Радовались моряки долгожданному походу. Но больше всех, пожалуй, радовался командир, чувствовавший себя именинником. Как-никак первый боевой поход в качестве командира совершенно новой современной подводной лодки!

Однако, радуясь, Александр Иванович не забывал внимательно присматриваться к подчиненным. Конечно, на занятиях и тренировках, при приеме зачетов у экипажа видел он, как кто действует. Видел, но знал, что все это еще не истина в последней инстанции. Только в море, в дальнем и длительном походе, а тем более — боевом, по-настоящему можно узнать людей, понять, кто чего стоит, на кого опираться. А одновременно приглядывался и прислушивался он к работе двигателей и различной аппаратуры лодки, убеждался в точности данных, полученных ранее при определении поворотливости лодки и ее скорости. Наверняка знать боевые элементы своего корабля, его тактико-технические возможности — необходимейшее, первостепеннейшее дело. Ведь на их основе принимать командиру решения.

Первый выход в море — настоящая академия для пытливого, наблюдательного, умеющего анализировать командира. И он не пропускал без внимания любую, казалось бы, мелочь: замечал, как реагирует лодка на каждое движение руля, насколько квалифицированны действия ближайших помощников, как проявляется характер моряков в походной обстановке.