Алексей Сахнин - Болотная революция

Таким образом, политические репрессии стали фундаментом роста политического влияния для группы высокопоставленных чиновников и руководителей силовых ведомств, которые стали стремительно завоевывать все новые позиции в политической и экономической жизни страны. В области пропаганды и внутренней политики эта группа использует национализм и прочие «традиционные ценности» для идеологического обоснования своей политической тактики. Они системно заинтересованы в эскалации политических репрессий и усилении авторитарных тенденций, которые рассматриваются ими как гарантия сохранения своего влияния. Именно этот механизм и обеспечивает развертывание реакции в России в 2012–2013 гг.

Правда, в результате давления со стороны общества в конце 2013 г. режим пошел на объявление «широкой амнистии». Но власти постарались до предела выхолостить ее содержание. Из 700 тысяч российских заключенных из тюрем и лагерей выйдут только 2000 человек, в отношении еще 6000 будут прекращены уголовные дела. Приблизительно с 17000 человек будут сняты наказания, не связанные с лишением свободы. Таким образом, тюремное население России почти не уменьшится. Из политзаключенных на свободу вышли лишь немногие. Например, из 29 фигурантов «Болотного дела» амнистия коснулась лишь пятерых.

Также Путин своим указом помиловал Михаила Ходорковского, считавшегося многими политзаключенным № 1. Но этот шаг вовсе не обязательно свидетельствует о наступлении «оттепели». Скорее это попытка заключить союз с либеральным истеблишментом, крупным бизнесом и западными политиками, сохранив репрессивный внутриполитический курс. И амнистия, и помилование Ходорковского призваны сыграть роль алиби для авторитарного режима.

История «Болотного движения» обнажила несколько фундаментальных закономерностей и столь же фундаментальных альтернатив, между которыми шла довольно напряженная борьба. Подводя итоги, о них нельзя не сказать.

Можно говорить про сравнительно конфликтное сосуществование внутри гражданского общества трех моделей: диссидентской, популистской и активистской.

Для диссидентской субкультуры характерно крайнее отчуждение как от власти и ее институтов, так и от «конформистского» большинства общества. Такой подход во многом характерен, например, для «Другой России» и для части либералов. Он воспроизводится участниками кампаний, проходящих под их влиянием (например, участниками «Стратегии-31»). Культ жертвенности и митинговые конфронтационные акции сплачивают субкультуру радикалов и снимают для большинства из них вопрос о конструктивной программе движения и других целях борьбы. Как только у активиста появляются подобные вопросы, начинается его отход от такого движения. Важнейшей проблемой для активистских групп с таким типом организационной и политической культуры — практическая невозможность завоевать влияние в широких массовых движениях, которые ими третируются как «оппортунистические», «конформистские» и т. п. Классическим примером такого конфликта стала тактика сторонников Эдуарда Лимонова 10 декабря 2011 г. ив дальнейшем.

Другой устойчивой формой организационно-политической культуры гражданского общества можно считать «демократический популизм» медийно раскрученных «звезд» и элитарных «людей с мозгами». Они готовы руководить толпой, послушно слушающей распоряжения статусных «демократов» на трибунах. Значительная часть участников Болотного движения отдавали себе отчет в проблематичности этой формы, отрефлексированной, например, в многочисленных иронических комментариях о взаимодействии «вождей» и «хомячков». Эта форма стихийно воспроизводится в разных активистских средах, но в истории протестов 2011–2012 гг. ее основными носителями стали либеральные политики от Алексея Навального до Бориса Немцова, захватившие руководство движением на первом и на последнем этапах его эволюции. К преимуществам этой модели относится ее относительная практическая эффективность в вопросах реализации принятых решений, а также легкость мобилизации сторонников. Однако популистская модель ведет к выхолащиванию демократического потенциала движения, в котором, кроме лозунгов (предельно абстрактных) не остается ничего отличного от той системы, на борьбу с которой оно направлено.

Наконец, «Болотное движение» продемонстрировало потенциал самоорганизации, который можно соотнести с «активистской» моделью политической культуры. Эта форма предполагает коллективные формы принятия решений, относительный эгалитаризм и преобладание горизонтальных связей, открытую дискуссию, слабую артикулированность, «прописанность» формальных отношений. Ориентированная на участие активистская модель весьма практична. Она строится на взаимодействии в рамках конкретных социальных проектов. При этом она наиболее предрасположена к идеологическим конфликтам и разногласиям. Эта активистская культура ярко проявилась в мае 2012 г. во время эпопеи «оккупаев».

Для характеристики взаимодействия между разными формами организационно-политической культуры движения показательна также история «борьбы за трибуну», которая развернулась между Инициативной группой, созданной активом, и «звездным» Оргкомитетом протестных митингов в декабре 2011 — феврале 2012 гг. Возникшее «двоевластие» отражало фундаментальную дилемму, от решения которой зависел вектор развития всего демократического движения. Станет ли оно выстраиваться вокруг тех или иных представителей истеблишмента (т. е. «вертикально»), или, наоборот, оно начнет самостоятельно формулировать свою повестку? Будет ли оно связано с борьбой элитных групп и политическими интригами в верхах общества или начнет искать пути к самоорганизации и задействует арсенал «горизонтальных» социальных инструментов?

Окончательный выбор между двумя этим моделями так и не был сделан.

Наконец, хотелось бы сказать несколько слов о самих активистах. В ходе исследования, ставшего основой этого текста, мы собрали коллекцию интервью, которые позволяют сделать несколько штрихов к коллективному портрету участников демократического движения.

Вопреки утверждениям проправительственных СМИ о корыстной мотивации участников митингов, среднестатистический активист стремится переделать мир к лучшему. Целиком или частично. Практически никто из респондентов не говорил об эгоистических мотивах своей деятельности, таких как карьера, материальный достаток и т. д. Наоборот, доминируют «альтруистические» дискурсы. Зачастую это даже превращается в самодовлеющую ценность, в элемент идеологии, помогающий человеку определить свое место в мире. Многие активисты ссылаются на примеры жертвенности и общественного служения, почерпнутые в отечественной и мировой литературе.