Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6470 ( № 27 2014)

Самуил Маршак. Переводы. - Воронеж: Кварта, 2012. – 240 с. – 1100 экз.

Четвёртого июля исполнилось 50 лет со дня смерти Самуила Маршака. Прошло полвека, а этот человек остался символом добросовестной работы на всех литературных направлениях, за которые брался. Многие критиковали сонеты Шекспира в переводе Маршака – но они по сей день наиболее популярны у читателей. Дело в том, что у Маршака был особый и редкий переводческий дар: он умел почувствовать автора, раскрыть его и притом не затмить собой. К тому же у него был хороший, здоровый художественный вкус – и это делает его переводы ценными для учителей-сло­вес­ников.

А в особенности представленная здесь двуязычная книжка. Она издана в Воронеже, на родине Маршака, и сопровождена биографическим очерком. Но самое интересное – основательная подборка переводов вкупе с оригинальными текстами на английском: Шекспир, Бёрнс, Блейк, Байрон, Киплинг. Чем такая книга может пригодиться словесникам? Дело в том, что главная проблема поэтических переводов – это даже не их неточность, а их "нерусское" звучание. Потому посредственные переводы полны косности и речевых ошибок. Стихи же Маршака, напротив, элегантны и упруги. Этой чистоты и внятности он добивался сознательно, и на примере его переводов хорошо видна большая работа стилиста, который огранил алмаз на свой лад, но сохранил его индивидуальность. В книге также представлена подборка переводов еврейской поэзии (без оригиналов).

Татьяна САМОЙЛЫЧЕВА

Теги:Самуил Маршак , Переводы

Маргарита Чебышева - поэт из Вятки (Кирова). Преподавала русский язык и литературу в школе. Свой первый поэтический сборник "Северянка" выпустила в 1967 году. Стихи публиковались в газетах, журналах, коллективных сборниках Кирова, Перми, Горького, Москвы. Лауреат Всероссийской премии им. Николая Заболоцкого.

У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Георгий Федотов, «Лицо России»

Созерцательность русской души,

жизнь в мечтах, отрешённость от быта

и не плохи, и не хороши:

мы – такие. Бесплодность попыток

переделать на чей-нибудь лад

нашу русскость давно очевидна.

Но из окон высоких палат

никакого народа не видно.

Он живёт, как большая река,

и спокойно, и вроде покорно,

но плотину, что с виду крепка,

день за днём подмывает упорно.

В половодье преграду снесёт,

разольётся широко и вольно.

А обидчиков тут же спасёт:

Пусть живут, с них испуга довольно.

«Не замай!» – говорёно давно

и в истории нашей нередко.

А народ сохранит всё равно

нрав, который достался от предков.

Что не примет, тому не бывать.

И на тех, кто в высоких палатах,

между прочим, ему наплевать,

он про них незлобливо, но – матом.

Он мечтательно в небо глядит

и любуется звёздною пылью:

«Под лопатками что-то зудит,

видно, время налаживать крылья».

И слетает. С разбитых сапог

блеск галактик стряхнёт у крылечка.

Грязь родных непролазных дорог

завтра вновь не заметит беспечно,

но заметит: в зелёном дыму

на крутом косогоре берёзы...

В этот час не мешайте ему,

не спугните счастливые слёзы.

Он посеет пригоршню семян,

что собрал на далёкой планете.

Может, вырастет звёздный бурьян...

Но, конечно же, дело не в этом.

Просто каждый в России – поэт,

мы больны красотой изначально,

Беловодья и Китежа свет

в нас живёт и мечтой, и печалью.

Это наш, непродуманный мир,

мы земные всего лишь отчасти.

Нам по-прежнему дорог и мил

светлый призрак всеобщего счастья.

Русь диковинкой в мире слыла,

мы другим непонятны и странны.

Но река будет течь, как текла, –

к Океану.

Иллюстрация Д.Н. Кардовского к комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума» (Чацкий)

Зиму 1823/24 годов Александр Сергеевич Грибоедов провёл в Москве, усердно посещая прежде ненавистные ему балы и вечера, к удивлению его самого задушевного друга Степана Бегичева. Грибоедов даже жил у Бегичева, поскольку его отношения с матерью были столь плохи, что он не мог поселиться в родном доме в Новинском. На недоумённые расспросы Степана он отвечал коротко: "Не бойся, время моё не пропадёт". И это было правдой: он дописывал «Горе от ума». Москва была городом его детства и юности, который он оставил 2 сентября 1812 года вместе со всеми москвичами и где с тех пор провёл одну неделю в августе 1818 года проездом из Петербурга в Персию. Пять лет страдая в духовной пустыне Персии и Кавказа, он мечтал не о Москве, а о Петербурге, где остались все его друзья. Но, получив в начале 1823 года желанный отпуск, приехал жить именно в Москву, где и оставался до конца мая 1824 года. И только закончив вчерне комедию, немедленно, даже не сказавшись другу, уехал в Петербург. Никогда более он не останавливался в Москве иначе как проездом.

Больше года своей такой короткой жизни Грибоедов пожертвовал желанию заново узнать московскую жизнь, столь изменившуюся после великого пожара. И эти непосредственные живые наблюдения он перенёс в пьесу, действие которой строго одновременно его пребыванию в старой столице: оно приходится на ноябрь-декабрь 1823 года. Естественно, многие реалии той поры оказались забыты и образы героев перестали быть понятными, потускнели под хрестоматийным глянцем. Они засверкают вновь свежими красками, стоит только стереть этот тусклый слой.

Преобразится Софья , которая обычно кажется малоинтересной и читателям, и актрисам. Во вводной ремарке указано, что дверь справа ведёт в спальню Софьи, откуда героиня потом выходит с Молчалиным, однако современники Грибоедова понимали, что спальня Софьи хотя расположена за дверью, но не прямо за нею. Ведь в той же ремарке указано, что слышны звуки фортепьяно и флейты. А фортепьяно предполагает возможность пригласить подругу, учителя или хоть настройщика, тогда как в спальню молодой девушки доступ закрыт всем, кроме матери, няни или гувернантки, служанки и врача. Но у светской девушки есть, кроме спальни, комната-кабинет, где она принимает подруг, портних, парикмахера, учителей, даже молодых людей (конечно, днём).

Поэтому Софья могла пригласить Молчалина к себе, не особенно отступая от норм девичьей стыдливости. Какой же характер у этой романтичной девицы? Он раскрыт всё той же неисчерпаемой ремаркой: «слышно фортепияно с флейтою». Обычно думают, что Софья играет на фортепьяно, а Молчалин подыгрывает на флейте. Однако Фамусов без всякого волнения замечает: «То флейта слышится, то будто фортопьяно; Для Софьи слишком было б рано[?]» Он не удивлён - значит, Софья умеет хоть немного играть на флейте. А ведь флейта – чисто мужской музыкальный инструмент. Это, конечно, не стрельба из пистолета, но проявление явного стремления к эмансипации, уже немного заметного в России тех лет.