Газета Завтра Газета - Газета Завтра 507 (32 2003)

Один из дозвонившихся, водитель Флюр, крутящий баранку в каком-то министерстве, вопрошал в эфире: "Скажите мне, кто я?". Я решила даже, что местный телегуру приобщил к ницшеанству и шоферов, задающихся философскими вопросами бытия и самоидентификации. Но дело оказалось банально простым. “Дело в том, что когда зарплаты повышают бюджетникам,— недоумевал Флюр,— то я — госслужащий, а когда жалованье госслужащим, я, оказываается, бюджетник”. Еще одна из дозвонившихся скороговоркой, обоснованно боясь, что ее отключат от эфира, выпалила, что Сталин уже вскоре после войны, не повышая зарплат, снижал цены, реально улучшая положение людей, что при советской власти жизнь народа постоянно улучшалась, доходы и накопления увеличивались, у людей появлялось больше возможностей, которые они реализовывали (на учебу, отдых). А пока в Кремле сидят те, кто там сидит, лучше народу не будет.

Тема следующего интерактива очень меня заинтересовала: "По какому принципу вы выбираете периодические издания?" Предлагались и ответы: 1) по обложке, 2) по содержанию, 3) по цене. Оказалось, что 50% опрошенных выбирают издания по цене. Остальные поровну поделили обложку и содержание. Многие дозвонившиеся сказали, что в былые времена они выписывали по нескольку центральных и местных журналов и газет, а сейчас выписывают одну газету с программкой, либо покупают в киоске ту, что подешевле. Многие читают "Советскую Россию", "Завтра", отмечая их содержательность и свое полное доверие к этим изданиям. Одному из телезрителей, назвавших эти газеты среди им читаемых, задали вопрос, не возникает ли трудностей с их приобретением? Да, газеты приходится искать, их быстро раскупают. Да и немудрено: я поинтересовалась, сколько экземпляров "Завтра" поступает в киоск? 5 — ответили мне. Почему же не просите увеличить количество, учитывая спрос? Оказывается, киоскеры запрашивают, но им не привозят и отвечают, что тираж у газеты небольшой, поэтому удовлетворить спрос они не могут. Вспомнился в этой связи разговор с предпринимателем, расписывавшим свои вспомоществования ветеранам. Среди "подмог" значилась и подписка на периодику. По странному стечению обстоятельств, газета, на которую подписывали охваченных благотворительностью людей, была губернаторской, в ней часто помещались материалы и об оном меценате. Мой вопрос, а нельзя ли гражданам просто выделять деньги на подписку, чтобы они сами определились с чтением, вызвал недоумение, за которым последовал отрицательный ответ. По понятным, думаю, причинам.

Вот такая у нас "свобода слова": то технические неполадки, то материальные затруднения, то навязанное чтиво...

Александр Росляков

12 августа 2003 0

33(508)

Date: 13-08-2003

Author: Александр РОСЛЯКОВ

ЕГО МАТЬ

За неделю до окончания избирательной кампании наш кандидат устроил, по традиции, пресс-конференцию, а после нее — фуршет. Верней, устраивала всё наша наемная команда профессионалов, называемая штабом. Один боец оплачивал фрахт помещения, другой — журналистов из газет, чтобы пришли; наш идеолог Иван Спиридонович писал тезисы программы, я — вопросы для задавания и ответы на них самого героя представления.

Платил он нам, согласно той же традиции, с лихвой, поэтому мероприятие готовили мы тщательно — и удалось оно вполне. Заказанная, как пицца на дом, пресса сыпала моими острыми вопросами, кандидат крыл моими же ответами, видеокамеры снимали — и в сумме эта виртуальность выглядела даже убедительней самой реальности.

С чем всех нас и поздравил наш начальник штаба, когда уже перешли из зала за фуршетные столы. Туда же ненадолго заглянул и сам герой — румяный молодец, такой тридцатилетний пончик с исполненным могучей платежеспособности лицом, бронированным от всего людского, словно инкассаторский автомобиль.

Как и на чем он эту непомерную способность сколотил, я, честно говоря, даже не знал. Лишь мне при найме было сказано, что мой труд над светлым образом заказчика предстоит в так называемом бесконтактном режиме. То есть его, президента благотворительного фонда по официальной справке, ни под какими видами не беспокоить и не отрывать от неких за семью печатями сокрытых дел. А все интервью с ним и статьи о нем лепить на чистом профессионализме; единственный возможный сырьевой источник для той лепки — его мама. Но лучше не вступать в контакт и с ней, попавшей прямиком из грязи в князи: раньше она преподавала что-то в ПТУ и, угодив за сыном в свой президент-дворец и черный, типа катафалка, "мерседес", сдурела на сквалыжности. В кампании взяла на себя роль завхоза — и потребовала, чтобы все купленные нам дискеты, ластики и авторучки были ей потом сданы по описи.

Это при том, что ее мясистый пончик, всей своей статью очень походивший на нее, отвалил на благотворительность по округу аж 8 миллионов долларов. И эта широко раскрученная цифра — очевидно, малая лишь часть всего чулка — била по мозгам нищего округа, конечно, наповал. Хотя поделенная на число голодных ртов она электорат этот — как выразился наш психолог, одноразовый народ — из нищеты ничуть не вызволяла, но верную победу в выборах для самого чулка народа гарантировала. Отчего он к нашей команде, и нанятой больше как дань проформе, комильфо, типа нагрудного платка — не чтоб сморкаться, а чтоб был,— питал еще и дополнительный элемент презрения.

Однако, соблюдая эту правящую дань, что заставляет у нас даже головного президента-атеиста по двунадесятым праздникам неловко осеняться крестом в храме,— наш пончик всё же подошел к фуршету. И все пятнадцать человек фуршетчиков притихли дружно, пока он с квелым видом что-то обсуждал с нашим начштаба. А наш начштаба — тоже мастер- класс! Профессор академии, по убеждениям — верный ходок и в баньку, и помимо баньки; когда надо, бархатный весь — но жальце есть! При мне, когда в другой кампании два пончика пообещали ему за перерасход лаве вставить паяльник в зад, показал им такую отпальцовку, что это мурло ему потом еще и приплатило.

Но я из-за бутерброда с дармовой икрой всё вглядывался в самого героя, с которым так за всю кампанию и не сказал двух слов, хотя наделал с ним этих виртуальных интервью немало. Кстати, с его мамашей, заслужившей ненависть всей команды своим контрольным носом во все наши щели, я не стал общаться тоже. После того как она мне придирчиво заметила, что бумагу надо экономить, а на работу ходить в галстуке, я понял, что ее подсказки не облегчат, а только затруднят мое ваяние светлого образа ее сынули.

Но какова, мне интересно было, его личная радость в той тайной битве за несметное лаве, в этой дорогостоящей, но не в охоту ему явно, политической игре? Понятно, те 8 лимонов долларов, затраченные на прикормку округа, он с лихвой вернет — поскольку нынче каждый доллар, вложенный в политику и власть, отбивается пусть не сторицей, но самдесят точно. Ну, будет у него этих лимонов за щекой не счесть, а — радость? Дворец у него уже есть, тех катафалков — задавись; но он сам сознает, что все эти добавочные цезарские почести, пресс-конференции, улыбки холуев — одно фуфло? А не фуфлыжна только органическая неприязнь всех к его скряге-маме — хоть, слава Богу, не пришедшей омрачать своей контрольной манией этот фуршет. Как ему чувствуется в этом виртуальном мире, где каждая улыбка, каждая печатная строка о нем, публичное рукопожатие известного артиста обходятся по своему, цинично устоявшемуся тарифу?