Игорь Дьяков - Лето бородатых пионеров (сборник)

– «Малыш» наконец достали!

Они на меня шикать:

– Ты что, не знаешь? В Москве переворот!

Шутки я люблю. Тем более похожие на мечту.

– Господи! Наконец-то! – вырвалось у меня, как (это стало известно позднее) и у всей бывшей «новой исторической общности».

– Ты в районе, наверное, единственный, кто радуется! – с антифашистским оттенком в голосе выговорил мне депутат, и включил приемник.

Из него раздались любимые звуки марша Преображенского полка. Я понял: случилось что-то действительно долгожданное, и воспарил.

– И куда же вы собрались?

– «Белый дом» защищать.

– Лучше пойдем за грибами – потом не отмоешься! Ты уже голосовал за Боруха! – дружески посоветовал я, искренне желая депутату добра. Его умный помощник поднял бровь и искоса посмотрел на «начальство». Через год он, помощник депутата и его друг, будет срывать развешанные тем агитки в пользу Ельцина.

Не послушался депутат – поехал. И хоть год был не грибной, результаты его были рекордно мрачными. Потом по ним лупили из пушек, присланных «гарантом» масонской нашей конституции, но это уже не было катастрофой – это было следствием катастрофы.

Мне пробурили скважину, пообещали привезти трубы, не привезли, скважина затянулась, и теперь «Малыш» – немой свидетель 19 августа.

Вечером заглянула тетя Нина, крохотная худющая старушенция, живущая в крайнем покосившемся домике. Среди имущества у нее коза и динамик, по функциям сходный с тем, что разбрасывали американцы во Вьетнаме – настроенный на одну волну, по которой вещает враг.

– Рашштреляли Горбатого? – спрашивает тетя Нина.

– Живехонек, сволочь, – ответили представительнице народа.

– Значит, театр, – сказала тетя Нина и сплюнула всухую.

А тут еще слесарь знакомый зашел, «интересующийся». Стал в дверях расстроенно:

– Гады! Такое дело обосрали!

Тем и кончилось «осмысление событий», которые будут обсасываться дебилами-журналистами, предателями-политологами, обнаглевшими дикторами. Кроме «Малыша» и «Лебединого озера», да трясущихся рук Янаева в памяти от тех дней остался сюжет, снятый в патентном бюро на Бережковской набережной – альбомы с описями и чертежами наших изобретений, десятилетиями пылившиеся на полках. Страшный для врагов народа сюжет.

А в малых городах России, и не только России, шло народное гулянье. Даже в Москве один из лучших, но ленивых представителей интеллигенции, в лучшем смысле этого слова, ученик легендарного заведующего отделом рукописей «Ленинки» Виктора Дерягина, с крестом и молитвой ходил в город «бить демократов». «Жирик» в это время публично поддержал ГКЧП и вышел в одиночку к беснующейся толпе недоумков…

Но, проводив Писателя, мы блаженно потягивались, не поминая прошлого и не надеясь на лучшее. Этот год позволял пожить сегодняшним днем, ибо «грибоварня» – костер под ведром, установленным на кирпичах – работала на совесть.

…12-летний сын повел к броду, за которым – «море грибов». Брод оказался четырехметровой глубины. Послали подростка на тот берег. Крутя головой на три четверти круга, он переплыл холодную реку, у берегов заросшую самыми неприятными водорослями – плавно переходящими в заросли крапивы.

Едва ступив на берег, начал демонстрировать громадные белые, последний раз виденные поколением отцов в фильмах-сказках Роу. Все поныряли вслед за постреленком.

Хороводы мухоморов манили все дальше. Подосиновики были как на подбор – словно патроны для крупнокалиберного пулемета. Белые напрашивались на отдельные клички: «Воробей», «Два брата из Сиама», «Китайский мандарин», «Палец Ельцина»…

Впервые в жизни приходилось отламывать шляпки от ножек – чтобы побольше поместилось в корзине. Кажется, уже все утоптано – ан нет: у консервной банки, которую кто-то из наших попинал и даже прочитал надпись «Шпроты» – дитя обнаружило огромный белый.

По деревням – слухи о рекордах: 201, 500, 700!..

Короли 1993 года – подосиновики – никому не нужны. Но «грибы – к войне». Если после подберезовиков случился расстрел «Белого дома», то что будет после моря белых? Правда, может статься, грибы «поспели» вдогонку Чеченской войне, но надежды мало: дедушка Ленин постарался – мины заложены везде.

Нашей гостье Оле не везло: все набирали корзины методично, у нее же на дне болтались две сыроежки. Тогда она взмолилась:

– Покажите хоть, как они выглядят!

Перед ней в землю воткнули «обрезанный» подосиновик, и даже прикрыли травкой, как в «Родной речи». Оля долго и пристально в него вглядывалась, – и ринулась в гущу. С этой минуты ей стало везти. Когда выходили, в ее переполненной корзине, плотно утрамбованные, лежали подосиновики – все как на подбор, «обрезанные». «Это мне помог дух дедушки-раввина», – шутила, радуясь, бедная женщина.

Но особое везение – у детей. Переваливаясь вприсядку, они, кажется, не сходя с места находят холеных красавцев.

Запомнилась одна поляна – нетронутая, вся в подосиновиках, словно из пособия по изучению Солнечной системы: «Юпитер», «Марс», «Солнце»… И насколько инородным телом показалась газетка, коей зачем-то была выстелена корзина.

Это был кусок «Из рук в руки», чья редакция, по всей видимости, – просто оплот отпетых сталинистов. Они показывают себя в разделах об антиквариате, о книгах, даже об автомобилях. Сталинского времени лимузины и «Победы» потихоньку наращивают престижность. Об обмене и продаже квартир и говорить нечего. Здесь слова «сталинский дом» – это знак наивысшего качества. И самое ужасное то, что подобной ремаркой свои объявления снабжают в целях рекламы частные лица. Возмутительно, что редакция допускает к печати эту сталинистскую пропаганду, к тому же создавая иллюзию чуть ли не «общенародности» реакционного мировоззрения…

Но в лесу думать об этом больше секунды не приходится.

К сожалению, вне леса от гнусной действительности избавляться становится все труднее. Все больше отчаянной шутливости, картинной самоуверенности, скрывающей отчаяние. Но все же бывают моменты, бывают…

На «мосту» – настиле между двумя частями избы – на толстых дубовых досках прошлого века, сидит компания, состоящая, помимо семейства, из легендарного деятеля рок-андеграунда 70-80-х, злобно-веселого публициста-кустаря 90-х Сергея Жулебина с его подругой, «девушкой Олей», и долговязого старообрядца Максима, которого «ветер перестройки» выдул из родной Риги.

С Сергеем нас многое связывало: его фамилия начиналась на «Ж», моя – на «Д». Вместе мы одно время составляли издательство, естественно называвшееся «ЖиД». Вдумчивый читатель «разлива» 80-х– 90-х годов XX века в России, надеюсь, так или иначе не останется равнодушным, вспоминая ту печатную продукцию, которую мы успели настрогать за годы самого смутного изо всех времен отечественной истории…