Игорь Дьяков - Лето бородатых пионеров (сборник)

Особо досталось русским царям. Чем больше пользы принес России – тем глумливей, тем злобнее ругань «историков» (Александр III, Павел I).

Чем меньше – тем мягче, «диалектичность» откуда-то вдруг проявляется, а то и вообще пиетет. Петр, строивший флот в степях воронежских, одолевший Карла всего за 21 год, отправивший в опалу победителя сражений при Лесной и Полтаве – графа Шереметьева, наводнивший страну сиротами и калеками («ах, строительство Петербурга!»), беспощадно давивший народные восстания («царь-антихрист» в одном из новгородских храмов изображен во образе дьявола в Преображенском мундире), упразднивший патриаршество и переливший колокола в пушки, пьяница, развратник, глубоко больной человек, причем неуверенный в себе, заковавший делопроизводство в России в импортные оковы, – в общем, детище Лефорта-Лейбница, – он, конечно, Великий… А с каким омерзением глядели русские люди даже в начале XX века на злобные и зловещие карикатуры на своего царствующего Государя? – миллионы и миллионы русского православного люда. Где те карикатуры? – в солидных фолиантах, во всех учебниках. Где те миллионы? – в могиле. Но мы коснулись безумцев…

Говорить о каждом в отдельности не место и – скучновато, – кургузая философия разрушения души и «тела» – государств монархических, то есть тех, где из поколения в поколение, «по династии» передаются, накапливаясь, не теряясь, знания о тайнах власти, секреты успехов и противодействий козням – довольно однообразна и окрашивалась лишь пышной терминологией, соответствующей данному месту и времени.

Остановимся на наиболее ярком ее проявлении, двухсотлетие которого пышно отмечалось в Париже, причем при участии загадочно-неназванных советских артистов.

Предваряя свой «1920», В. В. Шульгин писал: «… о Русской революции будет написано столько же лжи, сколько о французской. Из этой лжи вытечет опять какая-то новая беда. Для нас это ясно. Мы, современники Русской революции (начавшейся в 1917 году), прекрасно знаем, какую роль в этом несчастье сыграло лживое изображение революции Французской…» Шульгин не поясняет эту ложь, для него она очевидна. Но по сей день она по большей части остается неназванной, что само по себе примечательно. Ни при каких переменах!..

«Свобода, равенство, братство!» – лозунг, выработанный хитроумными демагогами в недрах масонской ложи иллюминатов – привел к более чем миллионным жертвам (больше пяти процентов тогдашнего населения Франции), разрухе, голоду, тотальной грызне партий, и, наконец, породил свирепую диктатуру.

Избранные решительным меньшинством (но с помощью бессовестных интриг и махинаций) «друзья народа», до того регулярно казнившие манекен, изображавший короля Филиппа IV Красивого (он в свое время уничтожил орден тамплиеров), перешли от имитаций к действиям. Конвент проголосовал за казнь Людовика XVI большинством в один голос. Между тем, чтобы заседать в Конвенте и подавать в нем голос, быть членом революционного трибунала, который самозванно решал участь короля, необходимы были три условия: 25-летний возраст, французское гражданство и занесение в списки как представителя народного. Среди тех, кто подал голос за смерть короля, один не имел 25 лет (Сен-Жюст), другой не был французом, а пятеро не были внесены в списки Конвента. Всего же не имели права голосовать четырнадцать из проголосовавших за казнь. (Впрочем, король был осужден раньше. В 1785 году во Франкфурте, на конгрессе иллюминатов под председательством основателя ордена Адама Вейсгаупта, профессора права в Ингольштадтской коллегии).

После 14 июля по всей стране начался погром: «Повсюду и одновременно Франция была приведена в ужас, сведена с ума, потрясена криком, точно излетающим из одних уст, одинаковым по всей стране, – писал современник. – Волны бессудных зверских убийств, невесть откуда взявшиеся шайки и толпы вооруженных до зубов разбойников…» Действительно, откуда? Но вот факты: уже в 1787 году во Франции насчитывалось не менее 282 масонских лож, членами которых значились все будущие «герои и жертвы» революции – Робеспьер, Марат, Мирабо, Сийес, Дантон, Демулен, вплоть до знаменитого доктора Гильотена. Начиная с того же 1787 года в ложи привлекается в массовом количестве тогдашний французский «челкаш», – и заваривается каша. Простите, начинается «Новая История», о которой мы теперь обязаны говорить с придыханием.

Но заглянем в теорию, ведь иллюминизм, как и масонство в целом, для нас «терра инкогнита». Известный в свое время французский исследователь масонства Морис Тальмейер изложил по документам масонских лож доктрину иллюминизма: «Природа вывела людей из дикого состояния и соединила их в гражданские общества (узнаете, гуманитарии, «Общественный договор» Руссо?). Новые сообщества (т. е. тайные общества) дают возможность мудрейшего выбора и при их помощи мы возвращаемся к состоянию, из которого вышли (т. е. к дикому состоянию, из чего ясно, что актуальность цитирования для нас не отпадает) не для того, чтобы снова совершить старый путь, но для того, чтобы наилучшим образом воспользоваться своим жизненным уделом…» Итак, надо возвращаться на новом этапе к дикому состоянию, создать новое дикое положение, так сказать. Каково же развитие сей гениальной идеи? А вот каково: «В начале существования наций и народов, мир перестал быть большой семьей, великая связь природы была нарушена… НАЦИОНАЛИЗМ или любовь национальная занял место любви общей. Тогда стало доблестью увеличивать свои владения за счет тех, кто не состоял под Нашею властью. Эту доблесть стали звать патриотизмом и того нарекли патриотом, который, будучи справедлив к своим и несправедлив к чужим, считал за совершенство пороки своей родины…» Но иллюминизм не только против родины каждого, но и против локализма; по его терминологии, любого – надо разрушить и родной город, и семью: «Почему, – пишет Вейсгаупт, – не поставить этой любви к родине пределов еще более узких? Пределов, ограничивающих граждан, живущих в одном и том же городе, или пределов, ограничивающих членов одной семьи?… Так и родился из патриотизма национализм, потом семейный дух… Итак, основою государств, правительств, гражданского общества были семена раздора… Уменьшите, сократите эту любовь к родине, и люди снова научатся знать друг друга и любить друг друга, как людей…» Так звучало масонское благословение людям без родины, без города, без семьи, без законов, людям, чьи кочевые орды нигде не имеют прочной оседлости.

За десять лет до 1789 года Вайсгаупт вещал: «Да, государи и нации исчезнут с лица земли! Да, наступит время, когда у людей не будет иного языка, как книга природы; эта революция будет делом тайных обществ». А способы? Каковы способы? – спросит изумленный читатель. «Молчи, будь совершенен, не снимая маски», – ответствует через века патриарх иллюминизма. Кодекс масона гласил, что «он может делать вид, что несет государственную должность, служит тем самым властям, истребление которых есть его единственная цель… Таким образом, все члены этих обществ, стремящихся к одной цели, опирающихся друг на друга, и обет которых есть всемирная революция (или, по Троцкому, мировая) должны незаметно добиваться господства, без резких приемов, над людьми всех состояний, национальностей, религий, внушать везде один дух в величайшем молчании и со всевозможной горячей деятельностью…» Далее следует существенное добавление: «По установлению этой власти союзом и множеством адептов, да следует сила после власти невидимой! Вяжите руки всем сопротивляющимся!.. Давите тех людей, которых вы не сумеете убедить!» А какой вид должен иметь этот зоологический тип, обязанный в обществе постоянно работать над его разрушением? А вот послушайте: «Он будет иметь вид человека, ушедшего от дел и ищущего только покоя»…