Зинна - Ненавижу школу

Находясь под её присмотром, дети буквально скакали друг у друга по головам, орали, носились, сшибая всё и всех на своём пути, дрались, капризничали, устраивали истерики. И я должна была работать с этим специалистом по детскому воспитанию, которая бегала перед родителями на задних лапках, да ещё подговаривала детей прятать от меня на детской площадке чужие игрушки с целью втихомолку забрать их с собой. Здесь нужно пояснить. То есть я всегда объясняла детям, что игрушки на площадке общие, что их нельзя забирать в группу, потому что когда придут другие детки, им не с чем будет играть на площадке. А она тут же, у меня за спиной, предлагала детям спрятать от меня какую-то игрушку и исподтишка умыкнуть её с площадки. Она закармливала детей вредными сладостями, напичканными ароматизаторами, красителями, подсластителями и консервантами. А мне потом приходилось буквально воевать с детьми в столовой, чтобы они съедали хотя бы полтарелки супа и овощи на обед. Дошло всё это до того, что дети пожаловались родителям на то, что одна воспитательница добрая, а другая — я — злая, заставляю их в столовой кушать, убирать за собой игрушки и т. п. Родители, особо не разбираясь, дождались удобного момента и напали на меня с разборками. Я не обвиняю родителей. Они не видели и не знали всей абсурдности ситуации, царившей в том детском саду, поэтому им было трудно вникнуть и разобраться во всех тонкостях и подводных камнях. К чему я это рассказываю? К тому, что порой просто необходимо встать на более принципиальную и жёсткую позицию, чтобы оградить детей от влияния глупого, безответственного человека, спекулирующего на их слабостях. А иной раз приходится вставать на противоположную сторону и выступать в роли рьяного защитника детей и их слабостей, когда работаешь с чёрствым, ленивым, грубым человеком, игнорирующим потребности и особенности ребёнка и ставящим свои интересы, скажем, безмятежное спокойствие на рабочем месте, выше ребёнка. Обратите внимание на то, что обе крайности: балование и подавление ребёнка — имеют один и тот же источник. Источник этот в том, что взрослые ставят свои собственные интересы, желания, прихоти, свою выгоду выше ребёнка и его жизни. А человек, беспокоящийся о благополучии ребёнка, всегда будет вынужден балансировать между двух крайних точек, учитывая все особенности того или иного ребёнка, группы детей и все внешние обстоятельства.

Раньше я даже думала о том, что распущенным своими родителями, своим окружением подросткам необходимо выдвигать особо жёсткие требования вплоть до исключения из школы. И, возможно, это было бы и правильно, если бы у нас были специальные школы для трудных подростков, какие есть, например, в Великобритании, США, где их учат и социализируют по особым программам с участием специально подготовленного персонала, где, например, много педагогов и специалистов мужского пола, которые являются в ряде аспектов более авторитетными лицами для таких подростков, нежели женщины. То есть таких трудных подростков можно было бы исключать из школы за неподобающее поведение и отношение к учёбе, но только при условии обеспечения им более благоприятных для них же самих условий — в специализированных школах, где им будет лучше и где будут условия, в которых они смогут лучше развиваться, нежели в обычной школе, где они только и делают, что обзывают, бьют кого-то, портят школьное имущество, мешают учителям обучать других детей. Но так как таких достойных заведений у нас нет, то и нет права выгонять всеми легальными средствами или уловками этих подростков из обычных школ — потому что их никто нигде не ждёт, они никому не нужны: ни своим родителям, ни своей семье, ни на улице в подворотне, пьяные, обсикивающие все углы и жгущие кнопки лифтов, а то и совершающие кражи, грабежи, насилия и т. д.

Итак, во мне победил гуманизм, как только я поняла: все эти трудные дети, нерадивые подростки — это жертвы того общества, в котором им приходится жить и расти. Несколько раз убедившись в этом, я чётко определилась со своей позицией — всегда быть на стороне ребёнка, несмотря на его семью, его успехи в учёбе и негативное поведение.

В очередной раз выходя с такими мыслями с одного урока и направляясь на другой, я видела кондовые, ничего не выражающие лица училок, с их такой же кондовой походкой, с их такой же кондовой одеждой, трещащими ни о чём или злобно помалкивающими после очередного трудного урока, где им приходилось иметь дело с такими им чужими и весьма неприятными, осточертевшими детьми. Не будь я наблюдательным человеком, я бы всего этого не замечала, бегала бы, опустив нос и уставив глаза в пол, как делают многие, и кроме своих уроков больше бы ничего не ведала, но я постепенно замечала все эти явления и стала задумываться о том, насколько непедагогичны эти учителя с педагогическим образованием. Насколько они не умеют найти общий язык со своими учениками. Я тоже не всегда успешно находила этот общий язык с некоторыми из моих учеников, но я всегда стремилась к этому и потому рано или поздно добивалась положительных результатов, а эти ни то что не стремятся к таковому, а, наоборот, им тем комфортнее и счастливее, чем они дальше от своих учеников.

Но, повторюсь, по-настоящему гуманный (а не притворно, псевдогуманный) подход к ребёнку, процессу образования и воспитания не подразумевает вседозволенность и потакание капризам, эгоизму, самодурству, распущенности. Вот простая мудрая притча на эту тему.

Однажды к известному учителю Хинг Ши пришла молодая крестьянка и спросила:

— Учитель, как следует мне воспитывать сына: в ласке или в строгости? Что важнее?

— Посмотри, женщина, на виноградную лозу, — сказал Хинг Ши, — если ты не будешь её обрезать, не станешь, из жалости, отрывать лишние побеги и листья, лоза одичает, а ты, потеряв контроль над её ростом, не дождёшься хороших и сладких ягод. Но если ты укроешь лозу от ласки солнечных лучей и не станешь заботливо поливать её корни каждый день, она зачахнет. И лишь при разумном сочетании и того, и другого тебе удастся вкусить желанных плодов.

Очень многие из училок этого не понимают. Чтобы в своих собственных глазах и глазах учеников выглядеть добренькими и хорошими, они позволяют детям быть распущенными. И дети, благодаря «доброте» таких училок, становятся распущенными, наглыми, неблагодарными, циничными, грубыми. А потом эти учителя прибегают ко мне и говорят, дескать, ой, они мне как будто на голову нагадили, неблагодарные. Что посеяла — то и жни. Такие училки, обычно молодые, всегда вызывали у меня сочувствие, у меня возникало желание их поддержать, как-то помочь, что я и делала. Но со временем оказывалось, что они были банальными безответственными лентяйками, не желающими анализировать свою работу, что-то менять, совершенствовать, они только жаловались мне то на учеников, то на учителей — просто болтали, жалея себя.