Сергей Лесков - Умные парни (сборник)

Академик Владимир Фортов:

«Когда Александрова избрали президентом, он со свойственным ему юмором сказал: “Меня постигло несчастье – я стал президентом Академии”. Тем не менее именно годы его президентства стали для Академии золотыми, она шла по восходящей, было создано много новых научных центров. У Александрова было удивительное свойство – он умел находить правильные слова, общаясь с руководством страны. И конечно, он был настоящим гражданином, он понимал, что без сильной обороны, без сильной науки у страны не будет будущего».

Лауреат Нобелевской премии академик Жорес Алферов:

«Александров проработал в питерском Физтехе 17 лет и стал основателем отечественной школы полимеров. Но, как и Курчатову, в годы войны ему пришлось изменить научный курс. Он сделал для флота очень много, и не случайно хоронили его завернутым во флаг первой атомной подводной лодки… Как и другой президент, Мстислав Келдыш, Александров умел увидеть перспективу даже в далекой для себя области. Он отличался исключительными человеческими качествами. После гонений на Иоффе он вместе с Курчатовым сделал все возможное, чтобы вернуть своему учителю прежнее положение и наградить звездой Героя Социалистического Труда».

Академик Александр Румянцев:

«Работа Александрова по защите кораблей от магнитных мин исключительна по красоте. Не было ни одного случая подрыва кораблей, оснащенных этой системой. После смерти Курчатова в 1960 году до 1989 года он возглавлял Курчатовский центр. При нем работы по атомной физике поднялись на высокий фундаментальный уровень. Он приходил в лабораторию, изучал журналы молодых сотрудников, разговаривал с нами. Таких академиков я больше не встречал».

Академик Константин Фролов:

«Стиль Александрова – никогда не торопиться. Удивительным образом он успевал сделать больше всех. При Александрове в Академии наук стали уделять значительно больше внимания техническим направлениям, удалось вернуть в АН несколько крупных отраслевых институтов. Не случайно так велик личный вклад Александрова в создание наших лучших технических систем – от космических “Энергии” и “Бурана” до комбайна “Дон”».

Александр Македонский был, как известно, великий полководец. Великими полководцами были также Юлий Цезарь, Александр Суворов, Наполеон Бонапарт, Георгий Жуков и, кроме того, Жанна д’Арк. Но больше великих полководцев не будет. Вовсе не потому, что человеческий гений в этом направлении иссяк. Со второй половины XX столетия при возникновении конфликтов человечество заговорило на другом языке. По существу, со второй половины XX столетия началась другая история.

У человечества появилось ядерное оружие – оно стало главным фактором политики, главным аргументом при поиске решений, главным доводом в выборе друзей и партнеров. Если сейчас и разгораются крупные конфликты, то большей частью для того, чтобы это оружие никому больше не досталось. Ядерный мир и безъядерный мир говорят на разных языках, это две разные цивилизации. Мудрость дала немыслимую силу, и теперь эта сила требует удесятеренной мудрости. И каждый, кто живет в ядерном мире, смотрит вокруг другими глазами – так волшебник Гудвин в «Изумрудном городе» выдавал каждому жителю зеленые очки.

Но история и политика – это судьбы конкретных людей. Знаем ли мы, помним ли имена тех, кто создал ядерное оружие и заставил нас смотреть на мир другими глазами? На слуху затерявшиеся политики, мускулистые теннисисты, однодневные поп-звезды. И эти звезды мерцают холодно и беспамятно пусто. Света нет, но звуки громкие.

Юлий Борисович Харитон. Будущий главный конструктор ядерного оружия, трижды Герой Социалистического труда…

Каждому небезразлично, в какой семье человек родился-воспитывался. Но советская система возвела значение происхождения в квадрат. Легче было рабу Эзопу или крепостному Шевченко пробиться в поэты, чем классово чуждому элементу в 1920—1930-е годы получить пристойное образование. Но хуже происхождения, чем у Харитона, придумать было невозможно – просто проклятие.

Его отец был редактором кадетской газеты «Речь», директором Санкт-Петербургского дома литераторов. В 1922 году его на «философском пароходе» вместе с Бердяевым, Франком, Ильиным, ректором МГУ Макаровым выслали из Советской России. Харитон-старший обосновался в Риге, издавал газету «Сегодня», в 1940 году после присоединения Латвии к СССР был арестован НКВД и приговорен к высшей мере наказания. Мать Харитона была актрисой, играла во МХАТе, в 1910 году покинула семью, вышла замуж за известного берлинского психиатра, с которым в 1930-х годах эмигрировала в Тель-Авив и была похоронена у Стены плача.

Харитон был одним из немногих людей в СССР, кто на протяжении нескольких десятилетий круглосуточно находился под опекой личных телохранителей. Но по-настоящему заложником системы его делали происхождение и идеологически чуждые родственники. Дело отца Харитона лежало в сейфе Берии. И что имел в виду этот зловещий человек, когда 29 августа 1949 года после первого удачного испытания атомной бомбы, поцеловав Харитона в лоб, сказал ему: «Вы не представляете, какое было бы несчастье, если бы она не сработала», никому не известно. Когда однажды Андрей Сахаров поделился с ним надеждами на взаимопонимание с высшим руководством страны, Харитон вздохнул: «У этих людей свои представления об авторитете».

В 1929 году Сталин, раздавивший к тому времени своих политических противников на всех фронтах, сказал: «Мы отстали от передовых стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Страна бежала по всем направлениям – индустриализация, коллективизация. Ученые пытались внушить руководству мысль о том, что физика может обеспечить основу столь необходимой техники будущего. С этим никто не спорил. Но плохо было то, что наука оставалась островком интеллектуальной свободы. Академик Френкель договорился до того, что признался: «Ни Энгельс, ни Ленин не являются авторитетами для физиков». Физики, в отличие от ученых других, более «понятных» областей, считали, что они и без партийного руководства смогут понять, какие теории верны и какие проблемы интересны. Они считали себя частью мирового научного сообщества. Харитон, к примеру, два года работал в Кембридже, подготовил докторскую диссертацию под руководством нобелевских лауреатов Резерфорда и Чедвика. Не случаен был разгром в Харькове Украинского физико-технического института (УФТИ), который посещали Нильс Бор, Джон Кокрофт и Поль Дирак. УФТИ вышел из Ленинградского физтеха, где работал Харитон. Были расстреляны лучшие ученые Шубников, Розенкевич, Горский, арестованы Лейпунский, Обреимов, самый сильный советский теоретик Ландау. Немецких физиков Вайсберга и Хаутерманса Советский Союз передал в руки гестапо.