Дмитрий Губин - Русь, собака, RU

А по совершенно иной причине.

Ужасному качеству российских дорог (и не только качеству — как написал в газете «Ведомости» экономист Владимир Милов, с 2002 года в нашей стране протяженность автодорог сократилась на 7 процентов, износ с 2000 по 2005 год увеличился с 26 до 46 процентов, а темпы ввода новых дорог за тот же срок упали втрое), отсутствию дорожных знаков, полному беспределу с парковками (в виде отсутствия парковок) — всему этому, обратите внимание, неизменно находятся объяснения. У нас в стране дурной климат, у нас в бюджете плохо с деньгами, плохие министры, Дума принимает дурные законы. У нас наследие социализма, в конце концов.

Но обратите внимание, что в том же дурном климате, с тем же наследством и в том же правовом поле любой приличный торговый центр, сопоставимый с Mega, всегда предоставляет отличную парковку, прекрасную навигацию, дивные заасфальтированные площади и вообще цивилизованное место времяпрепровождения для миллионов и миллионов наших сограждан.

То есть у частного капитала устроить логистику жизни получается, а у пресловутых властей — принципиально нет.

И у меня в связи с этим идея.

Хорошо бы в преемники Фрадкову назначить главу и владельца IKEA (а также еще и Mega) Ингвара Кампрада. По-моему, он — именно то, что всем нам надо.

А что он не гражданин России и что это противоречит Конституции — так надо объявить его прямым потомком Рюрика, Трувора и Синеуса и внести изменения в Конституцию квалифицированным думским большинством. Идите, Ингвар, и княжьте.

Что-то мне подсказывает, что тогда в России появятся и замечательные автобаны, и гигантские подземные паркинги, и вообще она мало-помалу начнет превращаться в вымытую, подстриженную и комфортную страну.

А уж губернатора Ленинградской области Валерия Сердюкова (или кто там за объездную дорогу отвечает?) можно будет направить на стажировку для обмена идеями в IKEA — парковщиком.

Дня эдак на два или три.

Больше, боюсь, по причине своей внутренней логистики он не протянет.

Принимать участие в передаче, идущей по незнакомому каналу, меня побудили две причины, первая из которых состояла в неком дивиденде, который с появления на экране рано или поздно получаешь, а вторая — в поддержке коллег.

Но коллегам я и правда сочувствовал. Был конец августа, глухое время, когда в студию не заманить даже Жириновского, традиционного спасителя телешоу: среди нынешних разрешенных к показу политиков невозможно другого спасителя сыскать. Поэтому роль Жириновского выполняла тема обсуждения «Хорош или плох насаждаемый в России культ богатства», а в гости зазывались, кого удалось зазвать. Меня удалось.

В общем, выбор темы был правильным. С любым русским можно подружиться (и расплеваться), сцепившись по теме мерзавцев-богатых (и уродов-бедных), причем с равной степенью вероятности что у нас в маршрутном такси, что на пляже Ники-Бич под Сен-Тропе, являющемся местом самозарождения Mercedes SLR McLaren, Ferrari Enzo и русской тусовки прямо из средиземноморского песка.

Итак, тема была ясна. Интерес тоже был ясен, несмотря на липкую, потную духоту в студии и задерживающиеся съемки. По лбу сидевшей рядом дамы из массовки пот бежал вешними ручьями.

— В Москве все богатые, — сказала дама, разглядев во мне богатея и москвича.

— Ну, за эту программу мне-то лично ничего не дадут, — сказал я, чтобы поддержать разговор. — В отличие от вас. Вам-то хоть платят?

— 450 рублей, — отозвалась дама после паузы.

— А записей в день сколько?

— Четыре.

— 1800 — неплохие деньги.

— 450 — за все вместе…

Разговор иссяк, в отличие от пота. В руках у массовки появились приборчики для голосования. На заднике высветилась диаграмма, изображающая поделенный круг. Человек, командовавший массовкой и репетировавший то оглушительные, то просто аплодисменты, начал репетировать голосование. По кругу побежали человечки. В лагерь поддержки бедных их набежало 70 процентов, богатых — 30 процентов.

Я с тоской огляделся. В студии не было никого хоть сколько-нибудь богатого. Ни из первой десятки Forbes, ни из последней, ни склонных к появлению на публике банкиров Авена и Гафина (которых публика, не привыкшая к публичности капитала, порой считает братьями на манер Авеля и Каина), ни эпатажного владельца «Евросети» Чичваркина, ни даже Никиты Михалкова! Вообще никого. А то я бы послушал.

Пожалуй, самым обеспеченным был шоумен и певец Сергей Крылов, который, однако, должен был защищать лагерь бедных — на том основании, что Крылов в буквальном, физическом смысле денег в руки не берет, доверяя эту обязанность жене. Ну так и что? Думаю, что самый богатый в нашей стране человек тоже в руки кошелек не берет. Слава богу, есть люди, чтобы за него брать.

С опозданием часа на полтора запись началась. Ведущая сказала, что вот раньше в стране все были равны, а теперь появились богатые и бедные. Она очень волновалась, произнося эту фразу, и ее пришлось трижды переписывать. По-моему, следовало переписать и в четвертый раз, в таком варианте: раньше все были одинаково бедны, но счастливы, потому что не видели людей богаче себя; а теперь все поголовно несчастливы, потому что узнали, что те, кто богаче их, — сволочи. Давайте же, граждане, подумаем, почему в нашей стране все больше и больше сволочей.

Но, видимо, и обычный вариант устроил. Поэтому и дальше началось обычное. Защищавшие богатых говорили, что богатые — это самые энергичные и трудолюбивые люди, а что бедные — это ленивые. Защищавшим хлопали, но голосование выдало результат 25:75 в пользу бедных. Потом защищавшие бедных объяснили, что богатые приватизировали нефть, газ и землю, принадлежащие всем. Общественное мнение стало 35:65. Потом защищавшие богатых начали объяснять, сколько богатые тратят на благотворительность. Стрелка опять качнулась не в пользу богатых. Потом народный артист N. рассказал, как он живет на пенсию в 3 тысячи рублей, а богатые покупают яхты и виллы…

По другую сторону от вспотевшей женщины рядом со мной сидел главный редактор глянцевого журнала Николай Усков. Он нервно смотрел на часы. Часы были Bvlgari, что однозначно отделяло владельца от бедных, но вовсе не факт, что присоединяло к богатым. Главный редактор никак не рассчитывал, что съемка так затянется. Мы вполголоса обсуждали, что творится какой-то уж совершенно сюрреализм. Если народный артист N. страдает от безденежья, то ему следует обратиться к народу, желательно со сцены, и если после этого народ ему не заплатит, то, вероятно, он артист уже не народный. И что вообще происходящее в студии — суд мышей над котами, причем основанный на свидетельских показаниях мышей. Женщина, сидевшая сверху над нами и обмахивавшаяся газетой, зашикала и сказала, что мы мешаем слушать. В ту же секунду съемку остановили, и голос сверху сказал, что зрители не должны обмахиваться газетами, потому что, когда программа выйдет, неизвестно, какая погода будет. Женщина газету опустила.