Вячеслав Рыбаков - Руль истории

Поиск таких областей и видов соревнования, равно как и поиск способов их по возможности ненасильственного, но в то же время эффективного навязывания человеку есть одна из основных функций (даже боюсь, что — основная) любой культуры. Любая культура, от неолитической до евроатлантической, озабочена тем, чтобы агрессивность человека выражалась скорее в защите от чужих, нежели в истреблении своих. Чтобы стремление воздействовать на окружающий мир и оставить в нем свой след выражалось скорее в строительстве полезных сооружений, нежели в разрушении уже построенных. Чтобы познавательный инстинкт приводил скорее к развитию знаний и умений, улучшающих жизнь общности, нежели ее ухудшающих.

Именно от культуры зависит, чтобы благородная ярость как можно реже оборачивалась бесчеловечной злобой, чистота помыслов — наивным бессилием, нетерпимость к недостаткам — завистливой сварливостью. Насколько успешно удается данной культуре неизбывные и неизбывно двойственные свойства человеческой натуры реализовывать более в качестве достоинств, нежели в качестве недостатков — ровно настолько и сама эта культура может считаться успешной. Насколько ей удается сделать для самого же человека более заманчивым, славным, интересным и выгодным конкурировать с соперниками в какой-либо конструктивной, общественно полезной области и общественно полезным же образом — настолько и сама культура может похвастаться жизнеспособностью.

К слову можно заметить, что чем разнообразнее активность общества, тем оно устойчивее, ибо чем больше предлагается населению конкурентных полей, тем меньше на каждом поле задействовано игроков. А ведь на каждом — непременно будет свой победитель. Значит, тем больше окажется в обществе людей, чувствующих себя победителями — а благодаря этому и сторонниками существования данного общества в данном его состоянии.

Но все хорошо в меру; чем шире спектр видов конкуренции, тем труднее сплотить всех конкурентов вокруг неких немногочисленных, но базовых, общих для всех них идей, целей и мотиваций. Для решения этого противоречия существует иерархия ценностей. Второстепенные, частные создают разнообразие конкурентных полей, тогда как главные, всеобщие обеспечивают сплочение игроков со всех многочисленных мелких полей на некоем огромном поле, жизненно важном для всех. Способность или неспособность обеспечивать живучесть интегрирующих ценностей где-то в величавой глубине, под суетой и мельтешением ценностей частных и преходящих есть серьезнейшая проблема выживания культуры в целом.

Все культуры мира во все эпохи вынуждены решать, по сути дела, одну и ту же великую и до конца так никогда и не решаемую задачу.

С той или иной степенью успешности применяясь к быстролетной исторической конкретике — к теократии и демократии, к обсидиановым ножам и боеголовкам с обедненным ураном, гаданию на черепашьих панцирях и метеоспутникам, королевским глашатаям и интернет-блогам, взаимному присмотру друг за другом членов соседской пятидворки и понатыканным на всех углах видеокамерам наблюдения — культуры по мере сил облагораживают и обуздывают ровно одни и те же свойства человеческой натуры, из века в век стараясь сделать их как можно более достоинствами и как можно менее недостатками.

История, подобно тому, что перипетии личной жизни творят с каждым человеком, кидает культуры то в ситуации, где блистательно проявляются их лучшие свойства, то — отвратительно выпирают пороки; но в целом именно и только культуры во всех предлагаемых коллизиях заняты тем, что в меру своих сил и возможностей помогают людям оставаться людьми, как бы ни била их судьба. И у каждой из них есть и свои достижения, и свои заблуждения в великом и нескончаемом, в определенном смысле безнадежном и в то же время жизненно необходимом каждому поколению деле очеловечивания человека.

Важно понять, что одни и те же объективно востребованные качества людей, без которых существование человеческих общностей невозможно или, во всяком случае, крайне затруднено, в разных культурах обеспечиваются разными внутренними стимулами и мотивациями.

Например.

Для наглядности несколько упрощая, можно сказать, что в одних культурах трудолюбие, трудовая добросовестность подпитываются главным образом стремлением к внесению посильного вклада в общие дела, в других — стремлением к максимальной индивидуальной самореализации, в третьих — стремлением к личному успеху и обогащению [23] На деле все эти и иные, более тонкие мотивации работают, конечно, в комплексе, во взаимосвязи. Но есть среди них побочные, дополнительные, вроде улучшающих вкус блюда пряных приправ, а есть и осевые, базовые, без которых не работает весь комплекс. Можно сколько угодно сыпать перец на пустую тарелку — есть в ней все равно будет нечего. . В первом случае люди наиболее энергично соревнуются на поле общественной полезности, во втором — на поле большей или меньшей заметности для окружающих, большей или меньшей известности и независимости, в третьем — на поле банковских счетов.

Если вместо аккуратной, постепенной переадаптации старых мотиваций к новым условиям просто каким-то образом разрушить, дезавуировать, например, устоявшуюся мотивацию к трудолюбию, пусть хоть под благовидным предлогом того, что вот где-то у соседей иная мотивация срабатывает лучше — последствия могут быть самыми печальными. Обросшая целым сонмищем пропитавших систему ценностей культурных блоков сцепка между трудолюбием и высокой престижностью принесения блага ближним, казавшаяся естественной и неоспоримой — действительно рассыплется. Но на ее месте вовсе не возникнет равновеликое и по крайней мере столь же эффективное новое сонмище. И, скажем, вроде бы прогрессивная мотивация личной самореализации приведет отнюдь не к повышению производительности труда, но, например, всего лишь к росту очковтирательства и всплеску преступности — потому что не будет облагорожена никакими сопутствующими, входящими в один с нею мотивационный комплекс традиционными ценностями.

Легко понять, отчего так происходит. При постепенном, естественном, исторически созревшем переходе от более архаичной мотивации коллективного успеха к более модернизированной мотивации успеха личного старая мотивация никуда не девается, она просто начинает функционировать не в центре духовного мира индивидуума, но несколько сбоку. Она почти не теряет силы и поэтому существеннейшим образом корректирует избираемые человеком способы и виды самореализации. Если же коллективистская мотивация разрушается сознательно, нарочно, если с целью ее дезавуирования в ход идет давление и глумление, если она выставляется просто глупостью, уделом недоумков и неудачников — она выпадает из духовного мира активных индивидуумов напрочь и не уже никак не способна облагораживать их амбиции. Соревнование на поле личного успеха начинает напоминать игру в футбол, при которой дозволено втаскивать мяч в ворота хоть руками, хоть граблями, хоть заталкивать стволом пулемета; а на старенького судью, показавшего было красную карточку, в лучшем случае плюют, а то и, не встречая ни малейшего осуждения со стороны трибун, бьют по его архаичной башке кирпичом: отстал от жизни, дурень, какое нынче судейство! Нынче один критерий — успех!