Газета Завтра Газета - Газета Завтра 518 (43 2003)

смешенье креплёных напитков предшествует рвоте.

хрупка на морозе пластмасса, и жгётся железо.

есть Север, который для многих как смерть неизбежен.

есть страны, которым милее судьба Атлантиды.

ко льду бледным лбом прикоснёшься, и звон этот нежен.

а если разлепишь глаза, открываются виды.

пусть воет под окнами нашими белая сука.

пусть язвы земные стремительный снег укрывает.

у каждого — личная ересь и личная мука.

арктический воздух пусть лёгкие нам разрывает.

УТОПЛЕННИК

утопленник глядит из-подо льда

и ничего не видит — лёд заснежен.

зима. в мозгах одна белиберда.

зато вкус рыбы делается нежен.

о камень точит ногти на руке.

шум города не слишком донимает.

утопленник живёт в Москве-реке,

но тайно о реке-Неве мечтает.

в России много рек, озёр, болот,

готовых обернуться Светлояром…

достаточно открыть разбухший рот,

и окунь лезет в рот буквально даром.

и в гости царь природы водолаз

к утопленнику изредка заглянет.

и сальный анекдот в который раз

рассказывать, посмеиваясь, станет…

зима. скупают водку рыбаки.

на снегоходах долбится элита.

и ангелы сморкаются в платки.

и бесы трут замёрзшие копыта.

КРАСОТА

была бы койка, чтоб бросить тело.

хочу, чтоб тёща разбогатела.

была бы рюмка, чтоб выпить водки.

была бы воля напялить шмотки.

была б структура, чтоб развалиться.

была б столица, чтоб веселиться.

была бы милость к пропащим людям.

была бы попа, и были б груди.

но нету денежного прироста.

и мозг болвана устроен просто.

попала в морду головка мака.

забил, зажарил и съел собаку.

и ухмыльнулся, когда проснулся,

и как-то хищно вдруг облизнулся.

была бы совесть, чтоб было стыдно.

краснеют уши, а глаз не видно.

была б Россия, чтоб тут родиться

и чтоб по жизни нам тут влачиться,

и чтобы в нужные сдохнуть сроки,

и отрешиться от всей мороки.

была бы дырка, была бы палка.

была б ворона, была бы галка.

была бы песня про всё такое,

игра в чудовищ, борьба с тоскою

и пуля, что пролетает мимо.

и красота, что неистребима.

СКОРО ЗИМА

это… скоро зима. скоро выпадет снег.

прояснится в мозгах у духовных калек.

заработает мысль, где бы денег украсть.

хоть немного срубить и при том не попасть.

даже голод в морозы особенно лют.

денег, денег давай! — жёны песню поют.

водка, мясо, любовь, пиво, хлеб и вино,

шмотки, чтиво, бензин, дурь и порнокино…

вся Россия того… или, к счастью, не вся…

водка, титьки, бензин… океаны вранья…

огороды костей, парники черепов.

прохудился "кондом"… кошка ловит клопов…

и бездомные псы ночью сильно орут

их отлов прекращён: сами вымрут? не мрут.

скоро, скоро зима мир почистит вокруг.

курит, но бросил пить мой спивавшийся друг.

я трудился с весны и кряхчу до сих пор.

строю что-то. сломал вот уж третий топор.

строю что-то… зимой, может быть, отдохну.

к середине зимы простужусь и чихну.

так, чего-то хотел. лучше не вспоминать…

лучше матом шипеть, чем безвольно стонать…

мой не спившийся друг скажет жёстко и зло:

разучился писать. просто гонишь фуфло.

я цинично кивну головою в ответ.

бесполезен любой бесполезный совет.

нам спасаться зачем? от чего? почему?

ничего не спасти. неподвластно уму.

сам я эту беду чем-нибудь да залью.

до свидания. чао. гудбай и адью…

проштудировал жизнь, как талмуд — иудей.

ведь не бисер же свиньям… пишу для людей.

28 октября 2003 0

44(519)

Date: 28-10-2003

Author: М.Ковров

ДОПЛАТНЫЕ ПИСЬМА

Федор Абрамов, оказываясь в Москве, любил заходить в ЦДЛ. Где с тебя сразу слетал провинциализм. Так и на этот раз. Снял пальто на вешалке, легко преодолел три ступеньки, разбежался глазом. Среди цветастых афиш нелепо торчал листок, потому и вчитался. Письменными буквами от руки сообщалось о смерти 31 октября 1973 г. члена СП с 1934 г. Бориса Викторовича Шергина. Ни фотографии, ни указания о дне похорон. Какой-нибудь ударник, призванный в литературу в тридцатые годы. А может, это тот Шергин... Нет, не может быть, о том рыдал бы сейчас весь Дом литераторов. Спросил. Никто не знает. Позвонил Юре Галкину, и Юра говорит: да, тот самый.

Его мать была из Соломбалы, там у деда шили паруса. В мастерскую захаживали моряки. Здесь и увидал ее будущий отец, мурманский штурман: борода русая, круговая, волосы на прямой пробор, щеголь.

Поговорить, даже познакомиться было трудно. В будни она просиживала за работой, в праздники — с толстой поморской книгой, у того же окна. Не любила ни в гости, ни на гулянья.

Прошло лето. По случаю праздника дед с дочкой сидят за чтением. В палисаднике скрипнула калитка, и вошел штурман. Приподнял фуражку, смотрит. На нее. Но и дед не слепой, приоткрыл раму:

— Что ходите тут?

— Малину беру.

А уж о Покрове. Снег идет...Старик — дочери:

— Аннушка, что плачешь?.. Аннушка, люди говорят, ты ему надобна.

Стал с визитами ходить. Однажды застал одну. Поглядели разноцветные рисунки "Винограда Российского" Андрея Денисова из Выгореции, о преследованиях староверов, писанного в начале XVIII века. Помолчали.

— Вы все с книгой, Анна Ивановна... Замуж не собираетесь...

— Ни за царя, ни за князя не пойду.

Упавшим голосом:

— Аннушка, а за меня пошли бы?

Она, шепотом:

— За тебя нельзя отказаться.

Первые годы замужества мать от отца не оставалась, с ним в море ходила. Потом хозяйство стало дома задерживать и дети. До году ребят на карточку не снимали, даже срисовывать не давали и пуще всего зеркала не показывали. "А годовалого меня увековечили. Такое чудышко толстоголовое в альбоме сидит, вроде гири на прилавке" ("Отцово знанье"). Засыпал на коленях у матери под песню. Мама дома или куда в лодке одна поедет — все поет. Отец всю навигацию в море; радуются, когда дома; сестренка к отцу спрячется под пиджак, кричит:

— Вот, мамушка, у тебя и нету деушки, я ведь папина!

— Ну дак что, я тебе и платьев шить не буду.

— Я сама нашью, модных.

Комнат

ки в доме маленькие, низенькие, будто каютки, окошечки коротенькие, полы желтенькие, столы, двери расписаны травами, с потолков птички растопорщились деревянные, по стенам на полочках — корабельные модели, отцово мастерство. Он был из крестьян, в детстве пришел в Архангельск с Вычегды. Но старинного роду: прадеды помянуты во многих документах Устюга Великого и Соли Вычегодской. Начал с нуля и дошел до корабельного мастера первой статьи. Снискал уважение и дружбу знаменитых государей-кормщиков: Максима Лоушкина, Конона Вторушина, Василия Гостева, Пафнутия Анкудинова (по теперешнему — капитан морского промыслового судна, как и "судостроение" вместо "художество").