Арсений Яценюк - Банковская тайна времен Оранжевой революции

Усталость населения и заявления политиков удачно маскировали основную причину, которая вела к окончанию кризиса. К концу октября у некоторых банков стали заканчиваться деньги. Это произошло по нескольким причинам. Прежде всего, продолжали забирать свои депозиты предприятия и население. Компании выводили капиталы за рубеж или платили налоги, а граждане спешно переводили гривну в доллары. Сами же банки покупали слишком много валюты, чтобы торговать ею на наличном рынке или сформировать резервы «на черный день». По традиции, помогло правительство. Ближе к концу октября оно стянуло деньги на счета Казначейства.

К тому времени за октябрь регулятор продал почти 1,3 млрд. долл. — эквивалент 6,7 млрд. грн. — в наличном и безналичном видах. Примерно на 1,3 млрд. долл. население купило больше наличных, чем продало. На 1,3 млрд. грн. уменьшились депозиты в гривне и на полтора миллиарда выросли в валюте.

В конце октября остатки безналичной гривны на корсчетах банков резко упали. Они были распределены крайне неравномерно, и в преддверии первого тура выборов Президента, назначенного на 31 октября, банки не хотели кредитовать друг друга. 27 октября стоимость ресурсов «овернайт» на межбанке достигла 25 % годовых, а в следующие два дня — 40 % и 30 %. Однако даже по этим ставкам было трудно достать деньги.

Чтобы помочь системе, регулятор досрочно погасил часть депозитных сертификатов, проданных в предыдущие месяцы. Сначала мы хотели вернуть банкам абсолютно все деньги, собранные с помощью мобилизационных инструментов. Такой шаг позволил бы насытить рынок ресурсами и моментально сбить процентные ставки. Потом мы поняли, что деньги тут же пойдут на валютный рынок и ударят по резервам НБУ Разумнее было погашать сертификаты по мере необходимости. Первая партия денег в размере 1,4 млрд. грн. была возвращена в систему в конце октября, вторая — 600 млн. — в ноябре. Еще 300 млн. пришлось отдать в декабре. Однако, несмотря на выброс денег, примерно 80 % банков по итогам октября не сформировали обязательные резервы.

Теоретически, при досрочном погашении НБУ должен был поступить точно так же, как делают банки в случае досрочного изъятия депозитов — «срезать» часть процентов. Однако мы этого не сделали, выплатив по сертификатам полагавшиеся проценты. Иначе к нам пришел бы прокурор и обвинил в нарушении закона — обещали одну ставку, а дали другую. Однако ситуация пошла на пользу регулятору. Вскоре мы приняли постановление, по которому банку, желающему досрочно погасить сертификаты, платится лишь часть процентов.

Хотя дефицит гривны в конце октября привел к росту ставок на ресурсном рынке, трагедии в этом не было. Валютный кризис в конце октября начинал затухать, но до его окончания было еще далеко. В системе оставалось примерно 7 млрд. безналичных гривен, а ближе к 10 ноября ожидался очередной выброс денег из Казначейства на социальные выплаты. Значит, угроза для резервов была все еще актуальна. В таких условиях облегчать доступ к гривне было бы преступлением. Сколько бы денег мы ни дали системе, все они пошли бы на покупку долларов.

Перед регулятором возникла новая задача: найти золотую середину между контролем над рынком и сохранением резервов. Наличные интервенции стали, скорее, психологическим инструментом, который помогал преодолеть ажиотаж населения. Ближе к концу октября, пользуясь дефицитом гривны, НБУ все еще продавал большие количества наличной валюты. Максимально возможный объем реализации долларов был увеличен с 20 % до 30 % кредитного лимита. 25 октября банки купили 136,85 млн. долл., а через два дня — еще 130,16 млн.

Деньги заканчивались, и НБУ давил учреждения психологически, вынуждая выбрасывать на покупку валюты все, что оставалось. 2 ноября, в преддверии новых социальных выплат, регулятор дополнительно увеличил максимально возможный объем продажи валюты — с 30 % до 40 % кредитного лимита. Банки приобрели 198 млн. долл., что в эквиваленте составляло примерно 1 млрд. грн.

Однако уже со следующей интервенции, которая состоялась 5 ноября, пришлось сокращать максимально допустимый объем продажи наличной валюты до 20 % кредитного лимита. Это произошло не потому, что стало лучше. Упал спрос на доллары, поскольку количество гривны в банках уменьшилось. А чтобы больше банков смогло купить валюту, мы уменьшили технический лимит.

Дело в том, что уже примерно с 3 ноября у банков начала появляться свободная гривна. В начале месяца поступила валюта в Экспресс-банк по кредиту Deutsche Bank на 700 млн. долл. для постройки железнодорожного моста через Днепр в Киеве. Донгорбанк получил эквивалент минимум 700 млн. грн. под приватизацию «Павлоградугля». Банки хотя и неохотно, но иногда выдавали кредиты коллегам. Также к тому времени произошел очередной выброс социальных гривен из бюджета. Стоимость «овернайта» уменьшилась с 20 % до 8 % годовых. Это говорило об относительном изобилии ресурсов.

3 ноября состоялось расширенное заседание НБУ АУБ и представителей десяти крупнейших банков страны. Учреждения, у которых уже заканчивалась гривна, интересовались рефинансированием и снижением нормативов резервирования, а нас больше заботила ценовая стабильность. НБУ видел достаточно большую ликвидность системы и не хотел давать банкам больше гривны. Поэтому, несмотря на уговоры, нормативы резервирования остались прежними, а облегчить доступ к ресурсам регулятора Нацбанк лишь обещал.

На пресс-конференции после заседания я провозгласил, что период нестабильности подходит к концу. Пришлось признать, что хотя повышение спроса на валюту ожидалось, девятикратное увеличение по отношению к сентябрю нельзя было спрогнозировать. «Да, были временные лаги, когда курс стоял, но валюты временно не было. Мне кажется, мы его переломили», — сказал я тогда, хотя сам не очень верил в свои слова.

Чтобы успокоить общество, приходилось делать хорошую мину даже при не очень удачной игре. Поэтому я добавил, что в Украине не было и нет финансового кризиса. Есть лишь определенные признаки нестабильности, но доверие к банковской системе не подорвано, а в ноябре даже выросли вклады населения.

Я заявил, что существуют основания для очередного повышения учетной ставки, которая в теории должна быть выше среднегодового уровня инфляции. На тот момент регулятор официально сохранял свой прогноз роста цен за год на уровне 9 %. Однако в октябре инфляция составила 2,2 %, а с начала года — 7,9 %. Торговцы пользовались общей нестабильностью, и продукты питания дорожали ускоренными темпами. Было очевидно, что при таких темпах инфляции предсказанные нами 9 % — слишком скромная оценка. Возникла необходимость в очередной раз повышать стоимость денег.