Ларри Коллинз - Горит ли Париж?

К своему изумлению, он, всегда имевший свободный доступ в любой уголок Люксембургского дворца, обнаружил, что путь ему преграждает автомат молодого эсэсовца. Мгновенно Макари все понял. Там были выстроены около дюжины грузовиков вермахта, с которых рабочие из ТОДТ разгружали тяжелые деревянные ящики. На каждом была надпись: «Achtung Ecrasit» и нарисован большой череп с костями. Рядом с грузовиками Макари увидел кучу пневматических дрелей и шланг для подачи воздуха. Он все понял.

Немцы собирались заминировать дворец, который он столь ревностно охранял в течение четырех лет. В отчаянии Макари мысленно перебирал возможные варианты спасения дворца. Наконец, ему пришла в голову идея. Есть лишь один человек, подумалось ему, который мог бы помешать немцам. Это был электрик по имени Франсуа Дальби. Он знал каждый дюйм электропроводки во дворце, а именно она и потребуется немцам, чтобы привести в действие взрывчатку.

Люксембургский дворец был не единственным местом в Париже, где в то утро внезапно и под покровом секретности начались приготовления, на которых настаивал Гитлер. Это были не только фабрики и электростанции.

Палата депутатов и здания на набережной Орсей, в которых располагалось Министерство иностранных дел Франции, — они образовали одну сторону ни с чем не сравнимой по красоте площади Согласия — были также заминированы. В других районах завод «Панхард» по авеню Иври, 19, выпускавший узлы к ракетам Фау-2, гигантский комплекс «Сименс-Вестингхаус» в Фонтенбло, телефонные узлы города, железнодорожные вокзалы, мосты — все это готовилось к уничтожению.

На улице Сент-Аман, около парижской городской бойни, сержанты Бернхард Блахе и Макс Шнейдер из 112-го полка связи приступили к размещению одной тонны динамита и двухсот детонаторов, с помощью которых они должны были взорвать центральную телефонную станцию Парижа. В течение четырех лет ее междугородные линии и 132 телетайпных аппарата выполняли роль военного центра связи в оккупированной Франции, который принимал и передавал сообщения по всему Западному фронту от Норвегии до Испании. Начальник сержанта Блахе обер-лейтенант Берлипш намеревался привести всю эту массу взрывчатки в действие с помощью пульта, находившегося в неприметном автомобиле, припаркованном за углом. В это время его коллега лейтенант Дауб должен будет взорвать второй по значению телефонный узел города, расположенный под могилой Наполеона в Доме инвалидов.

В отеле «Мёрис» человек, чьими усилиями были приведены в действие эти приготовления, в то утро второй раз побывал у специалистов по взрывным работам, присланным из Берлина. До обеда они обследовали пять крупнейших заводов. Среди них — автомобильный «Рено» и авиационный пионера воздухоплавания Луи Блеруа. В процессе осмотра они помечали в своих чертежах красными крестами те места, где следует разместить заряды взрывчатки. Эти чертежи и были продемонстрированы фон Хольтицу. Позднее он вспоминал, что на чертежах каждого завода было «маленькое море красных крестов».

Вернувшись к себе, он застал там начальника штаба полковника фон Унгера. Тот молча протянул ему отпечатанную на голубом бланке телеграмму из штаба Западного фронта. Она была подписана фон Клюге и носила гриф «срочно, совершенно секретно». Внимание фон Хольтица немедленно привлекло одно предложение в конце четвертого параграфа за номером 6232/44. Оно гласило: «Приказываю начать в Париже предусмотренные действия по нейтрализации и уничтожению».

Среди беспорядка и хаоса, царивших в опустевшем отеле «Мажестик», метались два человека, отчаянно пытавшихся заполучить подпись. Однако в то утро в этих пустынных и замусоренных коридорах, казалось, не было уже никого, кто мог бы ее поставить. Швед Рауль Нордлинг и его верный союзник Бобби Бендер, по-видимому, прибыли слишком поздно.

Здесь они надеялись завершить четырехдневные усилия, чтобы взять под свое покровительство 3633 политических заключенных, еще оставшихся в Париже, и таким образом спасти их от неминуемой резни. Полчаса назад фон Хольтиц сказал им, что «ему наплевать на политических заключенных». Он был бы готов заключить соглашение об их освобождении при условии, что оно будет подтверждено подписью офицера из штаба оккупационного командования «Франкрейха», от которого он зависел. Для Нордлинга и Бендера это было первым просветом за четыре дня.

Оба они вздрогнули, когда услышали резкий металлический удар, эхом разнесшийся по пустым коридорам. Это майор Йозеф Хухм, начальник штаба оккупационного командования, со злостью захлопнул ящик металлического шкафа. Рядом в камине догорали последние бумаги. Хухм, возможно, был последним офицером, остававшимся в этом огромном отеле. Через несколько минут он сядет в штабную машину, ожидавшую его на авеню Клебер, и направится на восток догонять своих коллег по штабу.

Когда Нордлинг и Бендер ворвались в его кабинет, немец вначале слушал их объяснения с явным нетерпением. Наконец, он сказал, что без разрешения своего начальника, генерала Китцингера, который находился уже в Нанси, он ничего сделать не сможет. Однако от шведа не так легко было отделаться. Он заявил Хухму, что уполномочен предложить «пять немецких солдат за каждого французского политзаключенного, освобожденного оккупационным командованием». Это произвело впечатление на Хухма. Он поинтересовался, какие гарантии может предоставить Нордлинг.

Нордлинг торжественно заверил, что у него есть «все полномочия от самых высоких инстанций союзников». Это уже заинтересовало Хухма. Он будет готов, заявил он Нордлингу, изучить предложение, если оно будет составлено в надлежащей юридической форме. Затем он взглянул на часы. Был полдень. «Через час, — предупредил он Нордлинга, — я должен уехать».

Швед и Бендер выскочили из гостиницы и разыскали юриста, чтобы облечь сделку с человеческим товаром в приемлемую для тевтона юридическую форму. Хухм, будучи, вероятно, убежден, что вернул рейху 15 тысяч солдат, поставил свою подпись под документом из 12 пунктов. Немецким администрациям тюрем предписывалось передать всех политических заключенных из пяти тюрем, трех лагерей и трех госпиталей под попечительство Нордлинга. Когда Хухм расписался, Нордлинг посмотрел на часы. Был час дня. За последние час с четвертью он уговорил немцев заключить соглашение, которое должно было спасти жизни сотням французов.

Во дворе тюрьмы «Френе» шведский генеральный консул Рауль Нордлинг наблюдал, как заключенные выстраивались для переклички. Их было 532, включая трех человек, приговоренных к смерти. Нордлингу пообещали, что на следующий день они будут отпущены.