Ларри Коллинз - Горит ли Париж?

Нордлинг с нетерпением наблюдал за этой сценой. Дел еще было много. Нужно было навестить еврейских беженцев в Дранси, Роменвильскую тюрьму и лагерь за пределами Парижа, в Компьене. Затем он надеялся остановить поезд, увозивший Пьера Лефошё, Ивонну Панье и еще 2451 человека в Германию.

Дитрих фон Хольтиц попросил карту Парижа. Его рука покружила над ней, после чего толстый палец генерала наугад воткнулся в ее поверхность. «Предположим, — сказал он, вглядываясь в то место, куда попал его палец, — в одного из моих солдат выстрелили здесь, на авеню Опера. Я сожгу все дома в этом квартале и перестреляю всех жителей».

Для достижения этой цели, заверил он своего посетителя, у него достаточно средств. В своем распоряжении он имеет 22 тысячи солдат, в основном СС, сотню «тигров» и 90 самолетов.

Пьер Шарль Теттинже, вишистский мэр Парижа, почувствовал озноб. Сюда его привел анонимный звонок. «Немцы, — предупредил неизвестный, — начали эвакуацию из зданий, прилегающих к парижским мостам. Они собираются их взрывать». Теперь, наблюдая за этим прусским толстяком, столь обыденным голосом угрожающим стереть с лица земли целые районы Парижа, Теттинже мог заметить лишь «мрачную решимость». Он пришел в надежде встретить человека, готового прислушаться к голосу разума; перед ним же был солдафон.

Вновь повернувшись к карте, фон Хольтиц скользнул пальцем вдоль крутых изгибов Сены. «Как офицер, господин Теттинже, вы поймете, — продолжал он, — что я должен принять в Париже некоторые меры. Я считаю своей обязанностью, насколько это возможно, замедлить продвижение союзников».

Сухим хриплым голосом фон Хольтиц уточнил, что он собирается сделать: взорвать городские мосты, электростанции, железные дороги, линии связи.

Оглушенный, Теттинже сидел молча. Этот человек, подумал он, «готовится уничтожить Париж с таким безразличием, будто это деревушка на пересечении дорог где-нибудь на Украине».

Назначенный Виши мэр не питал иллюзий по поводу остававшейся в его руках власти. В это августовское утро он мог сделать лишь одно: попытаться каким-то образом передать этому антипатичному вояке хоть каплю своей привязанности к Парижу. Холодная злость фон Хольтица внезапно и неожиданно дала Теттинже такую возможность. Распираемый эмоциями, коротышка-генерал разразился приступом астматического кашля. Теттинже предложил выйти на балкон, с которого взору открывались скульптуры в саду Тюильри.

Разглядывая простиравшийся вокруг мирный пейзаж, Теттинже нашел аргумент, которого ему не хватало. Внизу, на улице Риволи, проезжавшая на велосипеде хорошенькая девушка в цветастом платье одергивала взметнувшуюся вверх юбку. Чуть дальше, посредине зеленых лужаек Тюильри, будущие мореходы устремляли свои парусники в просторы круглого пруда Ленотра. Через реку в лучах полуденного солнца блестел золотой купол Дома инвалидов, а за ним в безоблачное небо устремлялась Эйфелева башня.

Привлекая внимание к развернувшейся перед ними панораме, Теттинже предпринял отчаянную попытку пробудить чувства в этом казавшемся бесчувственном солдафоне. Слева он указал на серые крылья Лувра, холодным каменным объятием удерживающие внутренние зеленые сады; справа — на безупречную симметрию площади Согласия.

— Генералу, — сказал Теттинже, — приходится чаще уничтожать и реже оберегать. Представьте себе, что однажды вы вновь окажетесь на этом балконе, в качестве туриста, вновь увидите эти памятники нашим восторгам и страданиям и скажете: «Однажды я мог все это уничтожить, но сохранил как подарок человечеству». Генерал, неужели это не стоит всей славы завоевателя?

Фон Хольтиц молчал. Затем повернулся к Теттинже. Теперь его голос стал мягче. «Вы хороший адвокат Парижа, господин Теттинже, — сказал он. — Вы выполнили свой долг. А я, как германский генерал, должен выполнить свой».

Легкий летний ветерок доносил визг детей, игравших в саду Тюильри, до балкона отеля «Мёрис», на котором фон Хольтиц, теперь уже в одиночестве, размышлял над словами Пьера Теттинже. Однако долго раздумывать ему не пришлось. Он услышал голос фон Унгера, а затем, прежде чем начальник штаба смог объявить о его приходе, в кабинет ворвался человек в длинном кожаном пальто.

«Фельдмаршал Модель», — объявил фон Унгер. Хольтиц вздрогнул, услышав это имя и увидев перед собой покрытого пылью человека, чью едкую усмешку он так хорошо знал. Что нужно здесь командующему группой армий на Украине? Взмахнув фельдмаршальским жезлом, Вальтер Модель ответил на его молчаливый вопрос. Он прибыл, чтобы заменить фон Клюге на должности главнокомандующего Западным фронтом. У него приказ — удерживать Париж и Сену любой ценой. Он язвительно заметил, что в целом его задача — восстановить порядок в том хаосе, который царил на Западном фронте, то есть сделать то, что действительно уже было необходимо, судя по количеству дезертиров, попадавшихся Моделю на глаза по всей дороге от Меца до Парижа.

Как и все в германской армии, фон Хольтиц знал о репутации Моделя. Он был ярым нацистом, человеком несгибаемой воли и огромного личного мужества. Он также был вспыльчив и склонен принимать необдуманные, поспешные решения. Через несколько дней в своем донесении офицер разведки союзников напишет о нем: «Известно, что он лично предан Гитлеру и больше всего любит, чтобы его просили сделать невозможное».

Его прибытие было неприятным сюрпризом для фон Хольтица, мало верившего в разумность решений Моделя. Он был уверен: Модель без колебаний предоставит ему честь стереть Париж с лица земли; фон Хольтиц знал, что образ мыслей Моделя был «типичным для человека с Восточного фронта».

Однако его прибытие все же давало некоторую передышку. У фон Хольтица появилась возможность отложить взрывные работы вопреки приказу фон Клюге, поступившему сегодня утром. Он сказал Моделю, что это было бы поспешным действием. Это может вызвать лишь волнения среди гражданского населения и даже помешать приготовлениям к обороне города. Модель согласился с ним. Он распорядился не предпринимать никаких действий до тех пор, пока не осмотрится на своей новой должности.

Однако передышка, которую получил фон Хольтиц, оказалась не слишком долгой. Когда он провожал Моделя к «хорху», который должен был доставить фельдмаршала в его новую резиденцию, этот властный человек обернулся к коменданту Парижа. Рядом с фон Хольтицем стоял его молодой адъютант граф фон Арним, который в тот вечер записал слова Моделя — для потомства — в своем дневнике с обложкой из зеленой кожи.

— Поверьте мне, Хольтиц, — сказал Модель, — на то, что мы сделали в Ковеле за 40 минут, в Париже потребуется 40 часов. Но когда мы закончим, этот город будет уничтожен [18].