Ларри Коллинз - Горит ли Париж?

По пути в Париж майор Франклин Холкомб из морской пехоты завернул на улицу Университетскую, 72, в дом своей очаровательно эксцентричной тетушки Сильвии Шеридан, добровольной попечительницы русской колонии в Париже. Холкомб выбрал самую прямую дорогу: он вошел через окно на первом этаже. Старая дама величественно, с достоинством восседала в гостиной и читала книгу, когда туда ввалился Холкомб. Она взвизгнула, увидев его зеленую морскую форму, похожую по цвету на форму вермахта, но потом узнала Холкомба.

— Франклин! — закричала она пронзительным голосом, как школьная учительница, обращавшаяся к несносному ребенку. — Неужели тебя учили этому в морской пехоте — врываться в квартиру дамы через окно?

Не всех прибывших в этот день в Париж встречали поцелуями. В Корбее, что в 12 милях к югу от Парижа, из стоявшего в 50 ярдах от берега Сены дома, окна которого были закрыты ставнями, американский офицер пытался рассмотреть местность сквозь поднимающийся от реки густой туман. Это был лейтенант Джек Ноулз, тот самый, которому было приказано раздобыть своим людям галстуки для предстоящего «парада» через Париж. Весь парад Ноулза состоял в спуске к берегу, где ему было поручено организовать переправу через Сену. Поскольку с занимаемой ими позиции невозможно было что-либо рассмотреть, Ноулз и его взводный сержант «Торопыга» Стоун вышли наружу и начали осторожно спускаться к воде. Когда они приблизились к ней, немцы открыли огонь. Ноулз нырнул за дерево, кора и ветви которого уже были срезаны пулеметным огнем. Раненный в плечо и ягодицы, Ноулз услышал позади себя слабый стон: «Врача, врача». Это звал на помощь умирающий у самой Сены «Торопыга» Стоун, на шее которого все еще был повязан галстук, добытый им для «парада» в Париже.

В нескольких милях от этого места, на юго-западной окраине Парижа, неподалеку от склада торпед «Пилц» в Сен-Клу, только что появились первые колонны под командованием майора Франсуа Морель-Девиля, встреченные такими же громовыми овациями, как и другие части 2-й бронетанковой на другом конце столицы.

В этот момент мимо колонн Морель-Девиля по улице Дайи в сторону моста Сен-Клу с ревом пронесся джип. Макс Жиро из 2-й бронетанковой подумал, что «водитель, должно быть, торопится попасть в Париж».

Он угадал. Это был сержант Лэрри Келли, ирландец из Пенсильвании, торопившийся сдержать свое обещание стать первым американским солдатом в Париже. Он пересек площадь у начала улицы Дайи и с веселым гиканьем направил свой джип через мост. На другом его конце пожарник Жан Дави возвращался с похорон бойца ФФИ. В тот самый момент, когда Келли летел на своем джипе через Сену к Парижу, Дави вступил на мост с противоположного берега реки.

Когда Дави увидел странную автомашину, каски, форму, он сразу понял, что эти люди могут быть только немцами. Он вскинул к плечу свою новенькую винтовку «маузер» и выстрелил в упор, выпустив в приближающийся джип всю обойму. С шестью ранениями обливающийся кровью сержант Келли упал на мостовую, сраженный по ошибке всего в 50 ярдах от границы города, в котором он хотел быть первым американским солдатом.

Теперь, когда по всему Парижу наступающие войска оказались в пределах досягаемости для огневых средств опорных пунктов Хольтица, к счастливым воплям толпы стали примешиваться звуки перестрелки. Выстрелы эти были леденящим кровь напоминанием о том, что в Париже оставались в полной боевой готовности почти 20 тысяч немецких солдат, то есть почти столько же, сколько наступало союзников.

Лейтенант Пьер де ла Фушардьер из 501-го танкового полка с изумлением смотрел на пустую площадь Обсерватории, резко контрастировавшую с многолюдными улицами, по которым только что двигались его танки. Впереди послышалась стрельба. Ла Фушардьер выскочил из своего танка и подбежал к единственному попавшемуся на глаза парижанину — жавшемуся к двери старику.

— Месье, — спросил он, — где здесь немцы?

Немцы были как раз за углом, под восьмигранным куполом Люксембургского дворца. Там, в просторном саду, между статуями королевы Шотландии Марии и гранд-дамы герцогини де Монпансье, противника ожидали 700 человек, готовые «сражаться до последнего патрона». Чтобы подбодрить их, штандартенфюрер СС, танки которого использовали живые щиты для прикрытия своих башен, выдал каждому последний боевой паек: пинту коньяка и пачку сигарет.

Затягиваясь одной из них в бетонном доте, развернутом на бульвар Сен-Мишель, сержант Мартин Геррхольц, двадцати семи лет, из 190-го зихерунгсрегимента, с уверенностью поглядывал на свое оружие. Это был «панцерфауст» — немецкий противотанковый гранатомет. С его помощью Геррхольц получил железный крест первой степени под Ростовом-на-Дону, подбив четыре русских Т-34 четырьмя выстрелами. Сегодня ему впервые представится случай попробовать гранатомет на американском танке.

Съежившиеся в окопах, вырытых среди герани и бегонии, которые генерал-фельдмаршал Хуго Шперрле столь любовно взращивал в течение четырех лет оккупации, младший капрал Ганс Георг Людвиг и его товарищи из 6-й парашютно-десантной егерской дивизии могли прикрывать входы в сад продольным огнем из своих пулеметных гнезд. Над ними, на крыше дворца, наблюдатель из 484-й роты фельджандармерии следил в свой полевой бинокль за прилегающими улицами. При первом же появлении войск союзников на подступах к зданию он должен был предупредить эсэсовского командира, укрывавшегося на глубине 30 футов в подземном бункере Шперрле. Оттуда штандартенфюрер был готов руководить боем за здание. Главными его силами были танки 5-го зихерунгсрегимента, врытые в землю в саду на подходах к дворцу. В одном из них, башня которого была нацелена на улицу Вожерар, водил перископом из стороны в сторону танкист Вилли Линке, который пять дней назад возглавил первую танковую атаку на Префектуру полиции. Просматривая местность вокруг себя, Линке мог видеть колонны театра Одеон, а за ними крыши Сорбонны. Улицы были пустынны, ставни на домах плотно закрыты. Никаких освободителей здесь пока не появлялось. Линке вспомнил о своей родной деревне у Балтийского моря и подумал, что это, конечно же, было «затишьем перед бурей».

Менее чем в 60 ярдах от его огневой точки, находившейся сбоку от какой-то школы, группа гражданских, расположившихся в читальном зале этой самой школы, выжидала всю ночь, чтобы как раз и устроить ту бурю, в приближении которой не сомневался Вилли Линке. Один из них, молодой человек с пышными волосами, сам не намного старше старшеклассника, готовился ее начать. Его звали Пьер Фабьен. Ему было двадцать пять, и за свою короткую жизнь он был трижды ранен — два раза в Испании и один в Чехословакии. Дважды он совершал побег из гестапо, причем один раз — лишь за несколько минут до казни. Два года назад этот молодой полковник-коммунист на станции метро Барбе застрелил первого немецкого солдата, погибшего в Париже. Теперь, когда бронированные колонны 2-й бронетанковой вошли в город, Фабьен отдал приказ, в ожидании которого сам сгорал от нетерпения всю неделю. Он приказал своим людям ударить по Люксембургскому дворцу, первому немецкому «штюцпункту» в Париже, который подвергнется атаке.