Сергей Беляк - Адвокат дьяволов

Выступая на радиостанции «Эхо Москвы» в июне 2005 года, Владимир Жириновский заявил, что Эдуард Лимонов оказался на свободе именно благодаря ему.

«… Я, кстати, к Лимонову положительно относился, — сказал он. — У него было 60-летие в Доме литераторов. Справляли — меня пригласили, я выступил в его защиту. Сказал много добрых слов. И мой адвокат его спасал из Саратовской тюрьмы. Я писал, как депутат… Демократизм у нас в том, что он на свободе, Лимонов, — это я ему сделал свободу. Адвокат вел процесс, а я дал ходатайство. Ведь он освобожден условно, в любой момент его могут арестовать. Ему еще два года нужно было сидеть в тюрьме. То есть я его освободил…»

Эти смелые заявления лидера ЛДПР вызвали бурную реакцию слушателей. В тот же вечер мне стали звонить коллеги, которые с усмешками интересовались, выплачивал ли мне Жириновский или его партия суточные во время девятимесячной командировки в Саратов.

Через день объявился и Лимонов, который не скрывал своего раздражения по поводу высказываний Жириновского. Но я постарался его успокоить.

— Послушай, Эдуард, — сказал я, — ничего плохого Вольфович о тебе не говорил. И по сути, он только слегка преувеличил значение подписанных им ходатайств. Но Жириновский действует как настоящий политик: раз его адвокат участвовал в деле и выиграл его, значит, в соответствии с законами политического жанра, можно и нужно использовать эти факты в своих интересах. Попросту говоря, Вольфович тянет одеяло на себя: смотрите, дескать, какой хороший у меня адвокат, а значит, в ЛДПР все такие. И партия Жириновского, — делает уже дальше выводы сам обыватель, — может помочь кому угодно… Ведь обыватель не знает, что я не являюсь членом ЛДПР. Одно слово — политика!.. Но и ты вправе говорить точно так же, когда я веду дела Жириновского или кого-то другого. Ты тоже можешь заявлять, что твой адвокат выиграл то или иное дело. И тем самым привлекать внимание к себе и к своей партии…

Лимонову явно не нравилась такая «политика».

Однако с Владимиром Вольфовичем он отношений старался не портить. Жириновский тоже относился к Лимонову неплохо, ценя в нем в первую очередь большого писателя, а позднее стал уважать и как человека, сумевшего создать и сохранить в непростых условиях многочисленную боевую партию.

Во время случайных встреч на радио, телевидении или на каких-то официальных приемах они всегда живо общались между собой, объединенные не только общим прошлым, но и одним адвокатом в настоящем.

Я же всегда относился к Владимиру Вольфовичу тепло, как и он ко мне, с первых же дней нашего знакомства в августе 1991 года.

Я видел Жириновского в разные годы его жизни на протяжении более двадцати лет — в различных, порой драматических, ситуациях, в каких оказывался он сам или его партия. В августе 1992 года регистрация ЛДПСС (Либерально-демократической партии Советского Союза) была аннулирована Минюстом России якобы из-за наличия в ее списках мертвых душ. Осенью и зимой 1992/93 года в прессе, по указанию Кремля, было введено табу на упоминание имени Жириновского и его партии, и мне приходилось с помощью подачи бесчисленного количества судебных исков к различным СМИ о защите чести и достоинства Владимира Вольфовича разрывать эту информационную блокаду.

Я видел Жириновского в минуты его политического триумфа, во время праздников, в том числе семейных, и торжественных юбилеев. И, признаюсь, у меня никогда не было повода в нем разочароваться.

Он мог быть суровым с окружающими или сварливым, но никогда не унывал, упрямо верил в свою звезду — в свое предназначение — и имел удивительную способность всегда выходить сухим из воды.

Мне было легко и приятно с ним общаться, может быть, потому, что я был самым независимым человеком в его окружении, а независимость дорогого стоит! И я всегда получал удовольствие от нашего общения.

Приятно общаться со счастливым человеком. Владимир Жириновский всегда виделся мне именно счастливым — человеком, нашедшим свой путь в жизни.

— Ты все еще ищешь себя, — как-то сказал он мне, развалившись на мягком кожаном диване в коридоре Верховного суда на Поварской. — У тебя много талантов, и ты не знаешь, на чем остановиться: занимаешься и юриспруденцией, и фотографией (кстати, фотопортрет Жириновского с бородой, сделанный мной, один из самых его любимых), и музыкой, и кино (вероятно, он имел в виду документальный фильм «Иркутское СИЗО: территория пыток», сценаристом и продюсером которого я являлся). Я тоже искал и вот нашел: мое любимое и единственное увлечение — политика.

И надо признать, достиг он в ней невиданных успехов! Создать с нуля политическую партию, которая стала бы не только массовой, но и парламентской на протяжении двадцати лет, — такого мир давно не знал!

Меня часто спрашивают: какой Жириновский в личном общении? И я отвечаю, что знаю его как спокойного, уравновешенного, внимательного человека, умеющего не только говорить, но и слушать, иногда уставшего, немного сентиментального, с хорошим чувством юмора и начисто лишенного высокомерия и ханжества.

Конечно, годы напряженной, хотя и любимой, работы дают себя знать. Но несмотря на солидный возраст и высокое положение, которое Жириновский занимает сейчас на российском политическом олимпе, из него, словно черт из табакерки, нет-нет да и вылезет тот остроумный, крикливый, задиристый Жирик, которого мы все помним — герой многочисленных анекдотов и любимец молодежи. Если хотите, он — панк официальной российской политики. А то, что он еще и флагман русского национализма, — это совершенно бесспорно.

И все же мне лично Жириновский был всегда интересен как простой человек.

Однажды Владимир Вольфович поехал поздней осенью на Кипр, чтобы отдохнуть там от суеты, но ему не позволили этого сделать местные жители-киприоты. Они не давали ему возможности спокойно пройтись по улочкам вымершего Пафоса, зазывая в свои пустые магазины и ресторанчики. И знаете, он, несмотря на всю свою усталость, не отказывал им в общении!..

Как-то утром, спустившись из номера в ресторан на завтрак, Жириновский неожиданно услышал русскую речь и увидел сидящих поодаль от него трех здоровенных парней в футболках и спортивных штанах. Он подошел к ним сзади и, неожиданно хлопнув рукой по плечу одного из этих русских богатырей, рявкнул:

— Ну, что, братва, когда будем прописываться?

Парни с угрожающим рыком повернули головы и… увидев стоящего перед ними в такой же майке и штанах Жириновского, в один голос радостно воскликнули:

— Вольфович!..

Потом, расставаясь, они попросили его сфотографироваться с ними на память. Фотоаппарат дали секретарю Жириновского, а он сам заставил своих новых знакомых снять с себя золотые цепи и надел их все на себя.