Дмитрий Валовой - Человечество: вчера, сегодня, завтра

Сейчас у нас есть очень большие «мастаки», чтобы таким образом решить проблему темпов. Через новые цены, скажем, через повышение средней цены изделия, через какую-нибудь добавку индекса сорвать дополнительные объемы или просто погонять ту же вещь, то же изделие внутри одного объединения. И смотришь, у того или иного объединения выросли темпы...»

Лучше не скажешь! Да еще на самом высоком уровне.

К сожалению, кто-то из его окружения внушил Горбачеву идею «ускорения», и в апреле 1985 года на Пленуме ЦК КПСС он объявил ее центральным звеном экономической политики. По времени эта кампания совпала с аварией на Чернобыльской АЭС. Тогда и появилось четверостишие:

По своей сути, оно точно и образно отразило ситуацию, которая складывалась в экономике. Прекрасно понимая трагические последствия ускорения на липовой, раздутой базе, я подготовил и передал Горбачеву записку с диаграммой структуры валового общественного продукта. В ней был показан «воздушный вал», создаваемый повторным счетом материальных ресурсов, который достиг 40 процентов общественного продукта страны, а национальный доход — 42 процента. Проще говоря, липовый объем сравнялся с реальной стоимостью товаров и услуг. Ускоряться на такой базе — просто безумие. Горбачевское ускорение противоречило не только азам экономической теории и практики, но и... здравому смыслу. И тем не менее идефикс двенадцатой пятилетки, одобренной XXVII съездом партии, было ускорение. Один из разделов доклада Н. И. Рыжкова по пятилетке назывался: «Ускорение социально-экономического развития страны — стратегическая задача на период до 2000 года». В нем докладчик сказал: «Вопрос о темпах всегда был и остается одним из центральных в экономической политике партии. На современном этапе в свете концепции ускорения он приобретает принципиальное значение. Темпы прироста повысятся с 3,1 до 5 процентов. Тем самым будет преодолена негативная тенденция замедления темпов в последних трех пятилетках...»

В итоге двенадцатая пятилетка была проштампована съездом согласно давно заведенному «порядку», хотя была составлена по самым худшим затратно-расточительным образцам. В этих условиях горбачевская идея ускорения принимала уже зловещий характер, крах был неизбежен.

Читал ли мои послания Горбачев? После съезда я говорил на эту тему с его помощником В. И. Болдиным. Неужели Горбачев не может понять столь простой вещи? Ведь добром это не кончится! Валерий Иванович сказал: «Ваше послание он внимательно читал. Диаграмма до сих пор лежит у него на столе. Сказал, что пятилетку менять уже поздно, да и сложно». Таков горбачевский приговор XII пятилетке, которой суждено было стать последней в серии знаменитых советских пятилеток.

Вместо повышения темпов в 1991 году был спад производства на 8 процентов. Внешний долг вырос с 10,5 миллиарда долларов в 1985 году до 52 миллиардов в 1991 году. Золотой запас сократился с 2500 до 240 тонн, то есть в 10 раз, а курс доллара подскочил с 0,6 рубля до 90 рублей, или в 150 раз.

Вновь модным стало винить во всех грехах Сталина. Добрались и до Ленина. Но когда их «байки» уже никем всерьез не воспринимались, Горбачев решил одним махом покончить с социализмом и его плановой системой и за 500 дней реставрировать капитализм под шумную рыночную риторику. Рынок — это последняя соломинка, на которой Горбачев со своими прорабами пытался удержаться на плаву.

24 мая 1990 года на сессии Верховного Совета СССР Рыжков выступил с докладом «Об экономическом положении страны и о концепции перехода к регулируемой рыночной экономике». После его публикации в стране начался рыночный переполох. С одной стороны, восторги и хвала рынку, переходящие в эйфорию, а с другой — непонимание, растерянность и страх! Оснований для последнего было более чем достаточно. Через месяц предлагалось повысить цены на хлеб и хлебопродукты в 3 раза, а с января 1991 года — большинство оптовых и розничных цен и тоже солидно — от 50 до 200 процентов. Поэтому, естественно, люди, далекие от понятия сути рыночной экономики, связали переход к рынку с ростом цен.

Дискуссия на сессии была острой и горячей. Высказывались противоположные взгляды. Депутаты единодушно «забодали» предложение о повышении цен на хлебопродукты с 1 июля 1990 года, но курс на переход к рынку в принципе одобрили и предложили правительству доработать программу с учетом обсуждения в парламенте и альтернативных предложений ученых, научных и общественных организаций.

Итак, рынок стартовал! Если раньше лишь отдельные ученые робко и осторожно высказывали свои идеи о переходе к рынку, то после объявления его официальным курсом правительства начался рыночный марафон. В самом начале его пути пальму первенства захватили, как всегда, вульгарные экономисты. Тут особенно ярко проявился их приспособленческий талант. Они почуяли в рынке наиболее быстрый и верный путь «ловли званий и чинов». Среди экономистов возникла цепная реакция «перевертышей», любой ценой стремившихся вырваться вперед, сметая на своем пути все и всех. Академики и членкоры, доктора и профессора, десятилетиями доказывавшие и пропагандировавшие преимущества плановой системы хозяйства и получившие за это не только высокие научные степени и звания, но и лауреатские премии (С. Шаталину Госпремия присуждена «За разработку методов анализа и планирования межотраслевых связей и отраслевой структуры народного хозяйства, построения плановых и отчетных межотраслевых балансов»), в одночасье превратились в отпетых рыночников и сторонников «капиталистической цивилизации». Их примеру последовали целые научные учреждения. В Советы народных депутатов страны и республик, в правительственные органы и в редакции средств массовой информации хлынул поток рыночных концепций и предложений, в которых царила невероятная путаница «Божьего дара с яичницей» и честного с грешным. Спрос, как говорится, рождает предложение.

Я специально рассказал о провале горбачевского ускорения, что и толкнуло его в «рынок». Дело в том, что план Путина — Медведева до 2020 года является зеркальным отражением плана Горбачева — Рыжкова на период 1986—2000 годы. Только в первом из них мифы по своей взрывной мощности многократно повысились. Раньше у нас была независимая финансовая система, спекуляции и мошенничество на международных финансовых рынках никакого влияния на советскую экономику не имело. Более того, в периоды спадов в экономике Запада число желающих строить заводы в СССР резко возрастало. Желающих торговать с Советским Союзом и вкладывать в нашу экономику свои капиталы было больше, чем нам требовалось.