Ахмед Рушди - Шаг за черту

В наше время лишь немногие задумываются о противоречивости личности Ганди, его теорий и достижений, а также о настоящих причинах освобождения Индии. Мы все живем в спешке, наши идеи умещаются в слоганы, и у нас нет ни времени, ни — что еще хуже — желания искать неоднозначные истины. Один из самых горьких уроков Ганди состоит в том, что со временем он стал не нужен стране, где его называли Бапу (маленьким отцом). Исследователь биографии Ганди, Санил Хильнани, пишет, что независимая Индия представляет собой светское государство, тогда как Ганди не видел ее вне религии. Ганди не был националистом. Он лишь мечтал вернуть ту Индию, какой мы знаем ее по древним книгам. «Он обратился к историям и мифам индуизма, предпочтя их уроки урокам современной истории».

Идеи Ганди не нашли своего воплощения. Последним гандистом в политике был Джаяпракаш Нараян, возглавивший протест внутри Конгресса под конец чрезвычайного правления Индиры Ганди (1974–1977), который закончился ее отставкой. В сегодняшней Индии национализм цветет буйным цветом, представленный в парламенте двумя партиями, БДП и Шив Сеной [127] Шив Сена ( санскр. Армия Шивы) — крайне реакционная партия, относящаяся, как и БДП, к крылу индуистских националистов. , за которой стоят настоящие головорезы. На последних парламентских выборах о Ганди никто почти и не вспоминал. Одни руководствуются теперь идеями религиозного сектантства, другие попали во власть силы не менее могучей и не менее антигандистской — во власть денег. Кроме того, теперь на сцене общественной жизни появились представители организованной преступности. Этих привели в парламент любимые Ганди аграрные провинции Центральной Индии.

Двадцать один год назад состоялся разговор между индийским писателем Ведом Мехтой и одним из ближайших сторонников Ганди, последним индийским генерал-губернатором Раджагопалачари. Речь тогда шла о разочаровании в идеях Ганди, но слова генерал-губернатора остаются актуальными и сегодня, когда Индия стремительно входит в свободный мировой рынок:

Блеск и глянец современной техники, денег, власти настолько притягательны, что никто — подчеркиваю, никто — не в силах устоять перед ними. Те несколько верных последователей Ганди, которые все еще продолжают верить в простую жизнь в простом обществе, в большинстве своем не от мира сего.

Где же в таком случае величие Ганди? В чем оно состоит? Заслуживает ли восхищения человек, чьи идеи либо не нужны, либо искажены до неузнаваемости? Джавахарлал Неру рассказывал, каким запомнил Ганди: «Я видел его, когда он шел, опираясь на палку, в Данди в марте 1930-го во время Соляного марша [128] Соляной марш — марш протеста 12 марта — 5 апреля 1930 г., ознаменовавший конец сатьяграхи, когда в ответ на решение колониального правительства о соляной монополии Ганди и 79 его сторонников прошли пешком от г. Ахмадабад в Гуджарате (Западная Индия) до селения Данди на берегу Аравийского моря, где демонстративно три недели выпаривали соль из морской воды. . Шел за своей Правдой, спокойно, без гнева, уверенно и бесстрашно, как человек, который решил пройти свой путь до конца, ничего не боясь». Позднее жена его сына Индира Ганди сказала о Ганди: «Его идеи воплотились скорей в его жизни, чем в словах». Сегодня его идеи чаще находят поддержку за пределами Индии. Среди сторонников Ганди был Альберт Эйнштейн, по его стопам следовали Мартин Лютер Кинг и далай-лама. Ганди, при жизни отказавшийся от своих космополитических взглядов ради свободы родной страны, в странной новой реинкарнации стал гражданином мира. Но и после смерти он в своих идеях остается достаточно гибким, умным, своевольным, подвижным и — повторюсь — нравственным, чтобы не сливаться с МакКультурой (а также культурой «Мака» [129] «Макинтошей», компьютеров компании Apple. ). Они, а не его религиозное благочестие, пригодятся борьбе с этой новой империей. Снова непротивление? Поглядим.

Когда смотришь на Тадж-Махал, самое трудное — разглядеть его сквозь прилипшие ассоциации. Сквозь все шоколадные обертки и туристские рекламки с пояснениями, что это не просто мраморный мавзолей, построенный правителем империи Великих Моголов по имени Шах-Джахан для своей жены Мумтаз-Махал, которую придворные звали Тадж-Биби, а Величайший-в-Мире-Памятник-Любви. Тадж-Махал возглавляет западный шорт-лист главных достопримечательностей экзотичного (а также вневременного) Востока. Как и «Мона Лиза», как «Элвис», «Мэрилин», «Мао» Энди Уорхола, Тадж-Махал с репродукций стилизован и стерилизован.

Но не стоит рассматривать его как пример присвоения, или, так сказать, «колонизации», индийского искусства западной культурой. Во-первых, вряд ли мавзолей, пришедший в полное обветшание уже к середине девятнадцатого века, дожил бы до наших дней, если бы не британцы. Во-вторых, Индия и сама теперь умеет стряпать рекламки.

Когда подходишь к стенам Тадж-Махала, который стоит посреди зеленых садов, кажется, будто все разносчики и все мелкие торговцы, какие ни есть в Агре, специально ждали тебя, чтобы всучить свои жалкие поделки — копии мавзолея любых размеров и по любой цене. Тут не до очарования, стоишь, пожимаешь плечами. Один из моих британских друзей недавно, собираясь в Индию впервые, сказал мне, что исключил Тадж-Махал из своего списка, до того тот ему надоел из-за рекламы. А я если и посоветовал ему все же съездить в Агру, то лишь потому, что мне тогда вдруг живо вспомнилось, как я, приехав туда в первый раз, продирался сквозь толпу, в которой толкались и кричали торговцы, продававшие мавзолейчики, туристические буклеты, толкования и смыслы, как вдруг эта «вещь в себе» открылась, захватив меня целиком, и все мои слова об обесценивании ценностей показались ничтожными.

Ехал я туда, настроенный скептически. Согласно одной из легенд, как я прочел, мастеру, построившему мавзолей, по приказу падишаха отрубили руки, чтобы не создал ничего лучше. Согласно другой — мавзолей строили тайно, окружив высокой стеной, а когда кто-то все же прокрался за стену из любопытства, его ослепили. Обе легенды немного подпортили своей жестокостью образ Тадж-Махала, который я рисовал раньше в воображении.

Но когда я его увидел, от моего скептицизма не осталось и следа. Утверждая себя и свою абсолютную власть, мавзолей заслонил миллионы жалких копий, и место, занятое симулякрами, заполнилось его сияющей красотой.

В конечном счете, только ради этого и стоит увидеть Тадж-Махал: он напоминает о том, что наш мир реален, что звук лучше эха, а оригинал важней своего отражения в зеркале. Что творение мастера, пусть даже повторенное миллион раз, превосходит собой любую подделку. И что Тадж-Махал, который невозможно описать словами, в самом деле прекрасен, быть может прекрасней всего на свете.