Николай Костомаров - Руина, Мазепа, Мазепинцы

слышим, что житие его кроме Бога было, то надежда в Боге, что

654

себе вящее зло исходатайствует (чему пособит и кровь Самуйлова) нежели тому, кому зла хотел>. Так в первый раз вспомнил

русский царь о несчастном Самойловиче, тогда как последний уже

успел умереть в ссылке и нищете, а его семейство и родные гибли

в угоду ласкаемого царем Мазепы, который только теперь показал

себя, чем он был на самом деле.

30 октября приехал в Погребки1 Меншиков, и тогда состоялся

военный совет, положивший взять Батурин и, в случае

сопротивления, истребить его как главный притон силы, неприязненной

царю Малороссии. Ранее Меншикова приехал к Батурину князь

Дм. Мих. Голицын и послал в замок царский указ. Бывшие там

старшины и товарищи дали такой ответ: <���Без нового гетмана мы

не пустим в замок москалей, а гетмана выбрать надлежит общими

вольными голосами; теперь же, когда неприятель швед стоит в

нашей земле, невозможно выбирать гетмана>.

К полудню 31 октября прибыл к Батурину Меншиков с

великорусскими силами и послал в замок сотника Андрея

Марковича. Замок был отовсюду заперт, ворота засыпаны землею, но

сотнику дали возможность туда проникнуть, втащивши его по

стене. Сперва Маркович подвергся трепке от мятежной толпы и не

без труда добился, чтоб его провели к сердюцкому полковнику

Чечелу. Кроме Чечела и Фридриха Кенигсена, арматного асаула, которым Мазепа поручил охрану Батурина, там были в те дни

влиятельными лицами: Левон Герцик, бывший полтавский

полковник, генеральный асаул Гамалея, реент (делопроизводитель) Мазепиной канцелярии, батуринский сотник и батуринский

городничий. Маркович от княжеского имени убеждал отворить

ворота и впустить царское войско в Батурин. Ему отвечали: <���Этого

мы не смеем сделать, потому что гетман не приказал>.

<���Но гетман ваш изменил, переехал к неприятелю, -

представлял им Маркович. - Вы же верные подданные люди государя, а князь Меншиков министр нашего государя, так как же можно

вам перед ним затворяться?>

Ему отвечали:

<���Мы не смеем ,без региментарского приказания, а чтоб наш

гетман изменил и отъехал к неприятелю, тому поверить мы никак

не можем>.

Напрасно сотник уговаривал их не прикидываться

незнайками, напрасно представлял им доводы, что в царском войске уже

все довольно об этом знают, - все убеждения остались

безуспешны.

После полудня царские полководцы стали готовить полки к

переправе через реку Сейм: там уже прежде были мосты, но перед

* Ныне село Новгородсеверского уезда при р. Десне.

655

приходом царских сил осажденные их разметали. Надобно было

наводить и исправлять их, как вдруг из замка выставлено было

шесть пушек и направлено на царское войско.

Полки дзинуты были по берегу ниже и поставлены в строй: неизвестно, находили ли там удобнее строить мосты или

переходить реку вброд. Но, увидя движение русского войска, из замка

выехали пять человек мазепинцев и кричали через реку: <���Не

ходите, а если пойдете силою, то станем вас бить>.

Из царского войска им закричали: <���Пусть придут к нам

человека два-три на разговор>. Но из Батурина отвечали

ругательными криками.

Тогда в двух лодках предводители переправили 50 гренадеров

на другой берег, и тотчас те батуринцы, которые были высланы

из замка с пушками, <���с великою тревогою> побежали в город, а

русские свободно стали направлять мосты, с тем чтобы

перебраться через реку ночью. <���Ни малейшей склонности к добру у

них не является, и все говорят, что хотят до последнего человека

все держаться>, - писал Меншиков в донесении своем царю

вечером 31 октября.

Наступила ночь. Меншиков помещался в хате, в поселке, находившемся за рекою. Тут явились к нему депутаты из Батурина: они уверяли, что если бы в самом деле гетман изменил государю, то они остаются в прежней верности и готовы впустить царские

военные силы в батуринский замок, только просили дать им на

размышление три дня сроку. Меншиков понял, что это говорилось

<���с звычайною политикою> и батуринцы думают выиграть время, пока успеют шведы явиться к ним на выручку. <���Довольно с вас

времени намыслиться одной ночи до утра>, - сказал им

Меншиков. Депутаты ушли, дожидаясь, впрочем, письменного ответа.

Наступило утро. Не получивши письменного ответа, батуринцы

стали палить из пушек, и в это время вспыхнул пожар на подворке, иначе на посаде. Это показывало, что, собираясь защищаться и

согнавши жителей в замок, мазепинцы готовы стоять до последней

капли крови и истребляют жилища около замка, чтобы не дать

своим неприятелям там пристанища. Меншиков в виде ответа на их

письмо, принесенное ночью, послал к ним письменное

предложение. Письмо послано было с каким-то Зажарским. Батуринцы

впустили его в замок, собрали раду и хотели читать письмо Меншико-

ва, но тут раздались резкие крики: <���Некогда чинить нам отповеди>.

Против самого Зажарского возбудилась такая злоба, что его чуть-

не растерзали в куски, однако удержались от убийства и

только выгнали с таким единогласным решительным ответом: <���Все здесь

помрем, а президиума не пустим>.

В ночь на 2 ноября все изменилось. В батуринском замке между

козаками была часть Прилуцкого полка; один из полковых стар-

656

шин, Иван Нос, явился к Меншикову и указал ему тайный способ

добыть Батурин. По преданию, Нос указал в батуринской стене

незаметную ни для кого калитку, через которую возможно было во

время ночи гуськом царским людям проникнуть в замок. Меншиков

отрядил туда солдат. Тайный вход был открыт; за первыми, туда

вошедшими, последовали другие, а с другой стороны был начат

приступ, и батуринцы, отбивавшись в продолжение двух часов, наконец сдались. Осталось еще предание, что когда в Батурине

услыхали, что тайный вход открыт, туда поспешила горсть осажденных, предводительствуемая диаконом, с которым неразлучно находилась

его дочь-девица. И отец и дочь погибли в сече.

Петр получил известие о взятии Батурина, находясь уже в

Воронеже1. Он был чрезвычайно доволен, немедленно благодарил

письменно Меншикова и отдавал судьбу взятого города на волю и

благоусмотрение победителя: если найдет, что Батурин может

отстояться от неприятеля, то оставить в нем гарнизон, в противном

случае сжечь его и всю артиллерию постараться скорее увезти

оттуда, а также взять с собою булаву, знамена и всю гетманскую

канцелярию.

Тогда Батурин был сожжен. Жители от мала до велика

подверглись поголовному истреблению, исключая начальных лиц, которых пощадили для казни. Впрочем, многие успели уйти заранее и