Николай Костомаров - Руина, Мазепа, Мазепинцы

увидел Дорошенко, что поляки обещали ему амнистию, но вместе

с тем делали ему вопросы: зачем он искал протекции московской

и турецкой/ Такими вопросами естественно уничтожался всякий

смысл амнистии. В самых же главных условиях Дорошенко видел

полное нежелание примириться. Комиссарам не давалось права

толковать об уничтожении унии, - напротив, в инструкции ска-

186

зано было, что король <���без консенсу столицы апостольской

трактовать о том не может>. Давалось только обещание устроить беседу

духовных по вопросу, касавшемуся веры. Комиссары польские

должны были объявить козацким, что церкви, какие были у уни-

тов, останутся за ними по-прежнему, и в крайнем случае

комиссарам предоставлялось брать во внимание Гадячский договор, но

постоянно иметь в виду, что католическое духовенство многое в

нем не одобряло. Насчет Гадячского договора делалось такое

замечание, что козакам было дозволено многое в виду шведской

войны с тем, чтобы козаки были верны Речи Посполитой; но

козаки тотчас после того отдались Москве, а потом под Чудновым

сами отреклись от Гадячского договора, находя, что этот договор

был полезен только приватным лицам, а не целому войску.

Равным образом решительно отвергалось домогательство Козаков о

проведении границы Украины в трех воеводствах и о

предоставлении козакам жительствовать в маетностях королевских, духовных и шляхетских. Понятно, что поляки не могли дозволить этого, потому что требование Козаков прямо влекло за собою

прекращение панской власти над народом, а Польша, как

аристократическая республика, уже много веков держалась господством

привилегированного класса над массою рабочего народа.

По получении такой инструкции Дорошенко посылал в Острог

еще раз просить аманатов в обеспечение козацких послов, но ему

отвечали, что этого вовсе не нужно, что того и прежде не делалось; достаточно присяги польских комиссаров в безопасности козацких

послов. Потом Дорошенко посылал снова требовать привилегий, захваченных Тетерею, уплаты взятых Тетерею, по смерти

митрополита Балабана, тысячи червонных, возвращения имущества и

денег вдове Данила Выговского и вознаграждения за разорения, учиненные в монастырских волостях. Тогда комиссары задержали

дорошенкова посланца и обратились к Ханенку, соображая, что

этот человек, ищущий гетманства, скорее согласится на условия, какие дадут ему поляки, чем упорный Дорошенко, тем более, что

Ханенко, именуясь кошевым гетманом, посылал уже кошевого

атамана Пелеха с изъявлением покорности королю и писал к самому

Дорошенку, уговаривая его быть в повиновении у польского

короля. Все это давало повод надеяться, что с Ханенком можно

удобнее и скорее сойтись. По первому же приглашению

обрадованный Ханенко отправил из Сечи в Острог войскового судью

Семена Богаченка с товарищами: “Ярошенком, Малюком, Пултав-

цем, Завишею, Белым и Олексеенком, с отрядом из сорока человек

конных; Услышавши о посольстве Ханенка, Дорошенко, с своей

стороны, поспешно отправил в Острог трех посланцев: Шуняв-

ского, Корицкого и Лешковского, просить перемирия и уверения

в том, что с польской стороны не будет сделано на него нападения.

187

Это было в октябре месяце. Сохранилась инструкция, данная этим

посланцам в том же смысле, как и та, которая дана была прежним

послам, но с добавлениями, вызванными последовавшими

событиями. Таким образом, требование, чтобы в воеводствах, отрезанных для Украины от Польши, паны не въезжали в свои

владения, - объяснялось и оправдывалось тем, что уже около двадцати

лет жители приучились не повиноваться панам; они, при

малейшем стеснении, поднимут бунты, и самое козацкое начальство

ничего с ними сделать не может.

Комиссары польские заключили тогда договор с посланцами

Ханенка, признали его от лица Речи Посполитой в звании гетмана

Войска Запорожского. В этом договоре было много красноречивых

фраз, но в существе он не давал надежд на прочное соединение

малороссийского края с Польшею и на примирение

малороссийского народа с поляками. Толковалось о великодушии короля, о

прощении козакам всех их прошлых вин, о забвении всего

происходившего между малороссиянами и поляками, а со стороны

Козаков давалось гораздо более обязательств, чем сколько

предоставлялось русскому народу .прав. Достаточно того, что уния

оставалась во всей силе, обособление Украины не допускалось, владельцам шляхетских дедичных и духовных имений

беспрепятственно дозволялось управлять ими без всяких

ограничений, гетману запрещалось иметь сношение с посторонними

державами без ведома короля и коронных гетманов, самые походы

с Войском Запорожским против неприятеля должны были

предприниматься по требованию коронных гетманов, а не

исключительно по воле короля, как домогался Дорошенко. Главным

заправщиком с польской стороны был тот же Станислав Беневский, некогда состряпавший Гадячский договор.

22-го декабря этот договор утвержден был сеймовою консти-

туциею. С посланцами Дорошенка Петрановским и Тарасенком

не вели формальных переговоров. Их призвали на сейм и дали

им письменные ответы в таком смысле: уничтожение унии не

может зависеть от светских властей, и потому король обещает

просить папу созвать синод, на котором заседать будут

архиепископы и епископы, а король, с своей стороны, насколько то

зависеть от него может, будет споспешествовать устранению всего, что может производить раздор в духовенстве. Обособление

Украины в пределах трех воеводств признается невозможным, как и

предоставление мест дизунитским духовным сановникам в

польском сенате: тогда восстановилось бы <���русское княжество>, проектированное при Выговском; а от него уже козаки сами отреклись

чудновскою сделкою. Эта ссылка на чудновскую сделку была

уловка. Во-первых, чудновская сделка совершилась тогда, когда

козаки находились в положении, какое не могло быть признано

188

свободным; во-вторых, козаки были недовольны в Гадячском

договоре только предоставлением некоторым лицам шляхетского

звания (чем нарушалось равенство козачества), а вовсе не другими

статьями, соединявшимися с существом <���русского княжества>.

Поляки, однако, теперь повернули этот вопрос так, как будто

козаки вообще не хотели автономии для Руси. Таким образом, желая

не допустить ничего такого, что козакам было желательно, поляки

делали придирку, будто козаки сами от всего этого отказались.