Борис Бабочкин - В театре и кино

Диккенса, Стендаля; короче говоря, ко всей критической литературе XIX века.

Вопросы материальных отношений между людьми, вопросы имуществ, наследств, капиталов, приданных, закладов, обогащений, разорений, миллионов и грошей - вот материал, из которого критическая литература XIX века сотворена.

И как это ни странно по отношению к самому поэтическому автору России - А. П. Чехову и к одной из самых его тонких и поэтических пьес - "Иванову", но тема этой пьесы - тоже деньги. Деньги, - не в том обобщенном смысле, как у Золя, с их властью, могуществом, силой и так далее, а деньги мелкие, вульгарные, обыденные, засаленные, прилипающие к рукам, -все эти рубли и двугривенные, которыми пронизана наша жизнь, деньги, которых всегда мало в кармане, но о которых нужно так много думать, подсчитывать, комбинировать, соображать и всегда помнить. Это ощущение денег слишком хорошо было знакомо Чехову. "Душа моя изныла от сознания, что я работаю ради денег и что деньги - центр моей деятельности", - писал он в письме к Суворину.

Деньги - главное действующее лицо пьесы "Иванов", главная ее движущая сила. Обозначения, характерные для жизни, которой управляют деньги, буквально заполняют пьесу. Весь ее словарный строй и определяется теми терминами, которые характерны для рынка, торговой конторы, биржи, лавочки, ссудной кассы. Мне кажется, что даже самые тонкие и талантливые режиссеры, ставившие до этого времени "Иванова", стремившиеся проникнуть в идейную глубину пьесы или парившие в ее поэтических высотах, но не замечавшие этого резко бытового, меркантильного ее свойства, совершали серьезную ошибку. Меня поразил язык пьесы - утрированно обыденный, густо бытовой простонародный и, я сказал бы, вульгарный.

Деньги, копейки, рубли, векселя, проценты, безденежье, тысячи, деньжищи, страховка, премии, долги и так далее - вот лексика пьесы.

Об этих предметах говорится: в первом действии - 35 раз; во втором - 54; в третьем - 27 и в четвертом - 31 раз.

Это, пожалуй больше, чем в любой пьесе Островского.

Даже бедная Сарра, умирающая от чахотки и неудачной любви, говоря о своей несчастной жизни, употребляет те же характерные для пьесы выражения: "...Множество людей, которые, может быть, и не лучше меня, бывают счастливы и ничего не платят за свое счастье. Я же за все платила, решительно за все!.. И как дорого! За что брать с меня такие ужасные проценты?..". (Выделено мной. - Б. Б.)

Как и в пьесах Ибсена, завязка и развитие событий "Иванова" (это относится и к остальным пьесам Чехова) происходят еще до начала первого действия. В пьесе выражена лишь драматическая кульминация событий и обстоятельств, выросших из прошлого.

Первое действие застает Иванова тридцатипятилетним человеком, утомленным, разочарованным, "раздавленным своими ничтожными подвигами". Прошло пять лет с того дня, как он женился на Сарре, бросившей веру, отца, мать, ушедшей от богатства. Уже три года он должен Лебедеву девять тысяч. Судя по сцене в третьем действии, эти девять тысяч взяты им под ужасные проценты. Согласиться на них мог только человек, попавший в безвыходное материальное положение.

Чтобы понять всю пропасть, в которую попал Иванов, нужно точно себе представить, что же, в сущности, с ним произошло до начала пьесы. Нужно точно расшифровать обстоятельства, в которых он сейчас находится.

Энергичный, неглупый, образованный и довольно богатый человек, владелец тысячи десятин земли, он по окончании университета начал самостоятельную жизнь помещика как смелый, самоуверенный экспериментатор. Рациональное хозяйство, планы, проекты, необыкновенные школы, горячая общественная деятельность, бескорыстие, увлечения, светлые надежды. А вокруг - миллионы квадратных верст нищей России, консервативной, отсталой, темной, безнадежной. Тысяча десятин ивановской земли была лишь ничтожной каплей в бездонном и безбрежном океане царской России, подчиненной только волчьим законам полуфеодального, полукапиталистического уклада жизни.

На этом фоне вся бескорыстная и прогрессивная деятельность Иванова была только утопией, необоснованной, нереальной, обреченной. Иванов буквально не успел оглянуться, как из богатого помещика превратился в бедняка, в завтрашнего нищего в полном смысле этого слова. Умный человек, он, может быть, не сразу осознал всю безнадежность своего положения, но когда осознал, то увидел, что все его думы и надежды пропали не из-за случайной ошибки, а по роковой, неизбежной причине. Он так и не может понять ее до конца.

И душа его сжалась от страха перед завтрашним днем. Все его сознание, вся его болезненная совестливость, привычная к деятельности натура русского интеллигента, либерала и демократа по традиции и по убежденности, столкнулись с ощущением роковой бесполезности, безнадежности всех этих честных, но мелких дел. Дитя своего времени, своего круга, своего класса, он не мог и не должен был понять, в чем истинный выход из безнадежного тупика. Не понимал его до конца и сам Чехов. Но Чехов стихийно верил в светлое будущее, а его герой Иванов не верит уже ни во что.

Для исполнителя роли Иванова все эти несколько теоретические рассуждения должны принять совершенно конкретную форму жизненных обстоятельств, несомненных фактов. Тогда все дальнейшие столкновения с персонажами пьесы, а значит, ее основное действие станут понятными и реальными, тогда соприкосновение Иванова с окружающей средой будет неизбежно трагическим.

В продолжение всей пьесы Иванов неудержимо летит с обрыва в пропасть, в бездну, и спасенья ему нет и не может быть. Он судорожно хватается за единственный шанс на свое спасенье - за любовь Саши, но в конце концов понимает, что и это ошибка, что именно Саша, которая хотела его спасти, воскресить, ударила его больнее всех, что ею руководили соображения хоть и вполне возвышенные, но и вполне эгоистические.

Отношения Иванова с Сашей, возникшие как чистое увлечение, переросли в конце пьесы во вражду. Недаром Чехов писал о Саше, что она - нож в спину Иванова. Значит ли это, что Саша - отрицательный персонаж пьесы? Нет, не значит. Она не лишена прелести, обаяния, она умна и честна. Но это усложняет, а не облегчает конфликт, это усугубляет непримиримость и неизбежность столкновения. Если деление на отрицательных и положительных вообще применимо к драматургии Чехова, - а против этого он сам возражал, - то можно ли считать отрицательным персонажем Лебедева? Нет. Это не нужно делать. Но разве правильно будет принять на веру и всерьез все его беды, безденежье, подневольность, мученичество и так далее? Конечно, нет.