Николай Ульянов - Происхождение украинского сепаратизма

«Когда правительство решило упразднить в школах старое общерусское правописание и заменить его фонетическим, то оно встретило единодушное сопротивление со стороны всех учителей начальных школ. Правительство устроило что-то в роде плебисцита учителей, который дал совершенно неожиданный результат для их начальства. За „фонетику“ высказалось только два учителя, оба „зайды“, т. е. пришлые галичане. Невзирая на это, приказано ввести фонетику ‹…›

Русскую… интеллигенцию австрийское правительство постепенно превращало в самостийную украинскую через посредство „бурс“, бесплатных общежитий для гимназистов, в которых их воспитывали в самостийно-украинском духе и в ненависти ко всему русскому. В этих общежитиях были сотни гимназистов, в то время как в русских общежитиях, которые содержались на частные средства, были только десятки. При этом русские общежития были, конечно, гораздо беднее казенных.

То же самое происходило и в учительской семинарии, с той только разницей, что там русскому ученику делать было нечего, ибо все знали, что русский, не желающий отречься от своей русскости, по окончании семинарии ни в коем случае не получит места учителя.

При всем этом необходимо иметь в виду… что подавляющее большинство учеников как гимназии, так и учительской семинарии были сыновья крестьян, которым вне общежития приходилось вести полуголодное существование. Казенное общежитие представлялось им настоящим раем. Мне часто приходилось разговаривать с родителями этих бурсаков, воспитываемых в украинском духе. Не раз мне жаловался тот или другой отец, что его сын, возвращаясь летом домой на каникулы, называет его, отца дураком за то, что тот считает себя русским. „Подумайте только, что сделали из моего сына в бурсе,— сетовал отец.— Он меня, своего отца, называет дураком и уверяет меня, что мы не русские, а какие-то украинцы“. И когда я спрашивал такого отца, почему он все же посылает своего сына в эту бурсу, он мне отвечал: „Потому, что он там не голодает и не живет в холодном подвале, и еще потому, что он оттуда выйдет в люди и будет паном“. И при этом такой отец утешал себя мыслью, что когда его сын вырастет, он поумнеет, и что вся эта „украинская дурь“ вылетит у него из головы. Такие случаи, конечно, бывали, но очень редко, ибо, окончив гимназию, а затем и университет, надо было подумать о дальнейшей карьере, а всякая карьера зависела в той или иной степени от всемогущего императорско-королевского правительства, которое „москвофилам“ не только не давало ходу, но и сажало их в тюрьму за государственную измену.

Австрийское правительство не довольствовалось тем, что оно воспитывало в своих бурсах сотни и тысячи самостийников. Восьмого мая 1910 года буковинский губернатор в один и тот же день закрыл все русские общества и организации: русскую бурсу для мальчиков, русскую бурсу для девушек, общество русских студентов „Карпаты“ и общество русских женщин, которое содержало школу кройки и шитья. При этом правительство конфисковало все имущество организаций, в том числе и библиотеку общества русских студентов. А гимназистов и гимназисток полиция выбросила из общежития на улицу, не заботясь о том, куда они денутся.

…Точно так же поступил в Карпатской Руси в 1939-м году украинский монсиньор Волошин, назначенный чехами по приказу Гитлера карпаторусским диктатором. Воцарившись, он сразу же издал приказ о закрытии всех русских политических организаций, культурных учреждений, студенческих организаций, спортивных обществ, русского скаута и т. д.».

Как и на Буковине, украинофильское движение в Карпатской Руси продвигалось с помощью галичан и «Просвиты», завоза учебников и учителей из Галиции. П. Магочий отмечает: «галицийский опыт, который превратил русинов в национальных союзников сознательных украинцев, должен быть повторен, как считали эти [просвитянские] лидеры, в Подкарпатской Руси» (Magocsi, Paul Robert. The Shaping of a National Identity Subcarpathian Rus’, 1848—1948. London, 1978. P. 157). Этому содействовало и «правительство в Будапеште, которое было буквально заражено паранойей ко всему русскому и пыталось сократить влияние России поддержкой украинского национализма» (Ibid. P. 73—74).

По-видимому, ссылка ошибочна. В указанном источнике (на стр. X, 154, 187, 257) можно найти оценки, близкие к закавыченной фразе (не столь категоричные, с некоторыми оговорками),— преимущественно, в связи грамматикой Мелетия Смотрицкого и ее межъязыковым значением. Почти дословно этот тезис приводится в упомянутой выше статье М. С. Грушевского «Die Kleinrussen» (S. 622). Там, однако, «отсутствие [языковой] разницы» объясняется не взаимопроникновением языков, а запретными мерами петровского Указа 1720 г. (которые, как известно, касались исключительно церковной литературы). Похожее утверждение встречается также у М. П. Драгоманова: «наші письменники XVII ст. не чули різниці своєї мови від письменської мови московської» (Чудацькі думки про українську національну справу // Драгоманов М. П. Вибране. К., 1991. С. 536).

В авторизованном изд. ошибочно: Ковинский.

В первоисточнике: «…для української інтелігенції, навіть українофилів, писання по-російському ще і тепер єсть натуральне, рідне діло. Наприклад, ні один з українських учених, котрі недавно вибрані почесними членами галицьких народовських товариств, не написав по-українському ні одної своєї праці. Одна тільки серйозна наукова праця, напечатана в останні часи російським українцем в Галичині („Про стан сім’ї в Україні XVI—XVII ст.“) літератури наукової української не може робити, значить, можна сказати, що і досі н а у ко в о ї п р о з и, котра тепер творить скрізь основу літератури, в російській Україні нема. Проба такої прози була зроблена на російській українській мові тільки в женевських виданнях, і я маю щось сказати в сій справі» (с. 62; разрядка Драгоманова; далее следует процитированный Ульяновым выше текст о попытке печатания «Громады» исключительно по-украински).

Любопытно, что на полях использованной мною экземпляра «Листів» первые два предложения этой фразы отчеркнуты свидомым читателем и сопровождены пометой: «дурници». Весьма характерная для этой публики психология: он как бы не заметил последующей аргументации Драгоманова.

Драгоманів М. Листи на Наддніпрянську Україну. С. 66.

Цит. по: Пыпин А. Особая история русской литературы // Вестник Европы. 1890. Т. 5. Сентябрь. С. 265. Пыпин, в свою очередь, приводит мысли Огоновского, разбросанные по тексту его «Истории» (с. 3, 242, 243) в сводном свободном пересказе.

Исторія литературы рускои / Написав Омелян Огоновскій. Ч. 1. С. 10.