В Соловьев - Довлатов вверх ногами

Я налил себе стакан водки, надеясь с его помощью снять напряжение, и пребывал в нерешительности в отношении Ани:

- Вам, наверно, не стoит...

- Нет, почему же? Налейте. Это в первые два месяца не советуют, а сейчас вряд ли повредит плоду.

Про себя я отметил слово "плод" - любая из моих знакомых употребила бы иное, а вслух спросил, не лучше ли тогда ей выпить что-нибудь полегче у меня была почата бутылка дешевого испанского хереса.

- Я бы предпочла виски, - сказала Аня, и я грешным делом подумал, не принимает ли она мою квартиру за бар, а меня за бармена.

- Виски нет, - сказал я ей. - Но я могу сбегать, здесь рядом, за углом.

Мне и в самом деле хотелось хоть на десять минут остаться одному, чтобы поразмыслить над странной ситуацией, в которую я влип.

- Зачем суетиться, - сказала Аня. - Что вы пьете, то и я выпью.

Мне стало стыдно за ту дрянь, которую я из экономии пил, но алкоголику не до тонкостей, и я повернул к ней этикеткой полиэтиленовую бутылку самой дешевой здешней водки - "Алексий". В конце концов лучше того дерьма, которое они там лакают и сюда привозят в качестве сувениров.

Гостья воззрилась на "Алексия" с любопытством, налила себе полстакана и залпом выпила - я только и успел поднять свой и сказать: "С приездом".

- Говорят, вы окончательно спиваетесь.

- Ну, это может затянуться на годы, - успокоил я её.

- Вы не подумайте - я не вмешиваюсь. Спивайтесь на здоровье. А правда, что у вас обнаружили цирроз в запущенной форме?

- Я тоже так думал, но оказалось, что это меня пытались запугать, чтобы я бросил пить. Жена сговорилась с врачом.

- И помогло?

- Как видишь, нет. Кто начал пить, тот будет пить. Что бы у него ни обнаружили.

Вместо того чтобы ей отвечать на мои вопросы, она задает их мне, и я, как школьник, отвечаю.

Впрочем, я услышал и нечто утвердительное по форме, хотя и негативное по содержанию:

- Я читала вашу повесть "Русская Кармен". Мне она не понравилась. Сказать почему?

Господи, этого ещё не хватало - сначала допрос с пристрастием, а потом литературная критика. Я попытался её избежать:

- Мне и самому не нравится, что я пишу - так что можешь не утруждать себя.

Не тут-то было!

- Не кокетничайте. Не нравилось бы - не писали. По крайней мере - не печатали бы.

- Ты права - я бы и не печатал, а может быть, и не писал, но это единственный известный мне способ зарабатывать деньги. К тому же читатели ждут и требуют.

- Вот-вот! Вы и пишете на потребу читателя - отсюда такой сюсюкающий и заискивающий тон ваших сочинений. Вы заняты психологией читателя больше, чем психологией героев. А герой у вас один - вы сами. И к себе вы относитесь умильно. Правда, на отдельные свои недостатки указываете, но в целом такой душка получается, такую жалость у читателя вышибаете, что стыдно читать. Вы для женщин пишете, на них рассчитываете? - И без всякого перехода следующий вопрос: - И вообще, вы кого-нибудь, помимо себя, любите?

Гнать - и немедленно! Несмотря на шестимесячное пузо и сходство неизвестно с кем. Взашей! Высокорослая шлюха! Нае..а где-то живот и, пользуясь им, бьет по авторскому самолюбию! Кто такая? Откуда свалилась?

От растерянности и обиды я выпил ещё один стакан - даже от Лены я такого не слыхал, хотя уж как она меня унижала за время нашего краткосрочного романа. Из-за неё и уехал - чтобы доказать себя ей. Только что проку - сижу с этой брюхатой потаскухой и выслушиваю гадости.

Тем временем Аня налила себе тоже.

- Вы уже догадались, кто я такая? - спросила она напрямик.

И тут до меня, наконец, дошло - я узнал её по интонации, ни у кого в мире больше нет такой интонации! И сразу же понял, кого напоминает мне эта высокая девушка. Вот уж действительно деградант - как сразу не досек? Да и не только интонация! Кто ещё таким жестом поправляет упавшие на глаза волосы? Интонации, жесты, даже мимика - все совпадало, а вот лицо было другим.

Аня поняла, что я её узнал, точнее, не её узнал, а в ней узнал ту единственную, которую я любил и чье имя в любовном отчаянии вытатуировал на левом плече - потому и никогда не раздеваюсь на пляже и сплю с женщинами, только выключив свет. А совсем не из-за того, что у меня непропорционально тощие ноги. Это я сам пустил такой слух для отвода глаз.

- Я боюсь, вы очень примитивный человек и подумаете бог весть что. Мама и не подозревает, что я к вам зайду, она и адреса вашего не знает и не интересуется. Мама замужем, у меня есть сестренка, ей шесть лет, я живу отдельно, снимаю комнату, в Нью-Йорк приехала по приглашению своего одноклассника, он был в меня влюблен, но это, - Аня показала на живот, - не от него. Он будет удивлен, но я не по любви, а чтобы, родив здесь, стать американской гражданкой и никому не быть в тягость. Вам менее всего, я уйду через полчаса, вот вам, кстати, деньги на такси, у меня есть, мне обменяли.

И она вынула из сумочки свои жалкие доллары.

- А к вам я приехала, чтобы посмотреть на вас. Шантажировать вас не собираюсь, тем более никакой уверенности, что вы мой отец. Мама мне ничего никогда не говорила. Я провела самостоятельное расследование. Кое-что сходится - сроки, рост, отдельные черты лица, вот я тоже решила стать писателем, как вы... - Она осеклась и тут же добавила: - Но не таким, как вы. Я хочу писать голую правду про то, как мы несчастны, отвратительны и похотливы. Никаких соплей - все как есть. Я привезла с собой две повести, вам даже не покажу, потому что, судя по вашей прозе, вы страшный ханжа.

Ее неожиданную болтливость я объясняю тем, что она выпила. Я в самом деле ханжа, и она права во всем, что касается моих текстов и их главного героя. Мне и в самом деле себя жалко, но кто ещё меня пожалеет на этом свете? Да, у меня роман с самим собой, а этот роман, как известно, никогда не кончается. Мне и сейчас себя жалко, обижаемого этой незнакомой мне девушкой, у которой жесты и интонации той единственной и далекой, а черты лица - мои. Даже если ты не моя дочь, но я признаю в тебе мою, потому что от любимой и нелюбящей. И все, что у меня есть, принадлежит тебе, моя знакомая незнакомка, я помогу тебе родить американского гражданина, хоть это и обойдется мне тысяч в семь, если без осложнений - дай бог, чтобы без осложнений! А так как это не приблизит тебя к американскому гражданству ни на йоту, я женюсь на тебе, уйдя от моей нынешней семьи, потому что люблю тебя как собственную дочь, либо как дочь любимой женищны, либо как саму тебя. А прозу писать больше не буду - давно хотел бросить, никчемное занятие. И пить брошу - сегодня последний раз.

Это действительно был его последний запой - из него он уже не вышел. Он заснул прямо на кухне, уронив голову на стол, а когда проснулся - ни девушки, ни чемоданчика. Это было похоже на сон, тем более его поиски, в которых я ему помогал, оказались безрезультатными. Девушка с шестимесячным животом и небольшим чемоданчиком исчезла бесследно, как будто её никогда и не было.