Владимир Соловьев - Буддийское настроение в поэзии

Владимир Сергеевич Соловьев

Буддийское настроение в поэзии

Комментарии доктора ист. наук Н.И. Цимбаева.

Сохранено деление на страницы, номер страницы издания проставлен в конце каждой страницы. Курсив в книге заменен на выделение двумя _подчеркиваниями_. Ссылки на комментарии заключены в {фигурные скобки}

Многие из наших писателей уже находили в легендах буддизма мотивы и сюжеты для своих произведений; но настоящим представителем буддийского _настроения_ должно признать такого поэта, который, по-видимому, вовсе не интересуется буддизмом и вообще строго охраняет свой русский стих от всяких чужеродных имен и терминов {1}.

Литературная значительность гр. А. А. Голенищева-Кутузова достаточно признана и публикою,- его стихотворения издаются в третий раз {2},- и Академией наук, избравшей его в члены-корреспонденты и поручающей ему оценку поэтических сочинений, представляемых на Пушкинскую премию. Это признание вполне заслуженно: если не по возрасту, то по литературному типу гр. Кутузов может быть назван "остальным из стаи славной" {3} тех поэтов, которые явились вслед за Пушкиным и Лермонтовым; более чем у кого-либо в его стихе слышится какое-то пушкинское веяние; рамки трех главных его произведений ("Старые речи", "Дед простил" и "Рассвет") не выходят из пределов той "деревни, где скучал Евгений" {4}, а в первой из этих трех поэм к пушкинскому внушению нужно отнести и главный характер и развязку. Но при этой зависимости, о которой я упоминаю, конечно, не для упрека, между поэзией Пушкина и гр. Кутузова существует - не говоря о силе и размерах ясное различие в настроении и тоне. У Пушкина тон бодрый, радостный и уверенный; при самых языческих, мирских и даже греховных сюжетах настроение его все-таки христианское,- это поэзия жизни и воскресения. У гр. Кутузова, напротив, тон мирный, настроение безнадежное, он поэт смерти и Нирваны, хотя это последнее столь ныне злоупотребляемое слово и не встречается в его стихах.

67

Гейне разделял умы на "эллинов" и "иудеев"; наш поэт не принадлежит ни к тем, ни к другим; он буддист,- разумеется, не в смысле каких-нибудь догматов и учений, а в смысле того душевного настроения, которое кристаллизовалось исторически в религии Шакъямуни {5}, но может существовать индивидуально, независимо от нее. Я имею в виду не порицание и не похвалу, а пока только _определение_. Я вывожу его из разбора трех названных поэм, на которых главным образом основано литературное значение нашего поэта. Помимо намерения, а может быть и помимо сознания автора, эти три лирические поэмы связаны между собою как последовательные ступени в развитии одного

и того же настроения*.

II

Одинокий, во всем отчаявшийся преждевременный старик возвращается после многих лет странствования в свой деревенский обветшалый дом, где его узнает и приветствует только дряхлый пес. Все остальное ему чуждо, он окружен бледными призраками воспоминаний и мертвыми следами минувшего.

Он в них безмолвно, тихо бродит,

Как гость могил, среди крестов

И сердцу милых мертвецов

По ветхим подписям находит

И внемлет смертный их покой,

К гробам приникнув головой.

В толпе иных воспоминаний

Живей являлоса одно.

Огнем несбывшихся желаний

Больнее душу жгло оно {6}.

Найдя старую тетрадь дневника, унылый шутник читает в ней краткую историю своей любви к жене приятеля и деревенского соседа. Эта история проста и обыкновенна.

Ведь замуж вышла ты и рано и случайно.

Попался "человек хороший", полюбил...

Ему ты отдалась, хотя, быть может, тайно

И сознавалась в том, что чужд тебе он был.

Этот "хороший человек" оказывается таковым лишь в самом широком смысле. При совершенной умственной пустоте он так груб, что обнимает и целует жену при по

__________

* Внешний признак принадлежности этих пьес в лирической, а не в эпической поэзии состоит в _безымянности_ действующих лиц. Только второй рассказ приближается несколько к эпическому строю, соответственно чему и два главные лица в нем обозначены хотя и не именами, а титулами.

68

стороннем, и в конце концов под влиянием вина увлекается азартной игрой и проигрывает в одну ночь все свое состояние, после чего его постигает удар паралича. Накануне этой катастрофы жена имела краткое любовное объяснение с героем и назначила ему свидание:

"Я завтра вечером останусь здесь одна

У мужа в городе какое-то есть дело.

Пройдите прямо в сад - под липой у ручья

Мы с вами встретимся - там ждать вас буду я".

Но ждать пришлось не ей, а ему, и ждать до самой полночи.

Петух вдали пропел. С ручья вдруг потянуло

Холодной сыростью в тумане спящих вод...

Ждать больше нечего - она уж не придет...

И счастью не бывать! - сомненье мне шепнуло.

Должно быть счастье то чужое,- не мое!

Я поднял голову - и увидал... ее!

..................................

"Что ж не кидаетесь навстречу вы ко мне?

Я - видите - свое сдержала обещанье:

Я ваша... я пришла на тайное свиданье,

В потемках крадучись, забыв и стыд и честь.

Да смейтесь, радуйтесь же! - добрую вам весть

С собой я принесли: он болен, умирает...

Он в этот самый миг, быть может, призывает

Жену любимую. Да нет жены! Она

Ушла к любовнику - любимая жена!"

Так как растерявшийся герой хранит глубокое молчание, то героиня продолжает иронизировать и наконец разражается рыданиями. Герой все-таки упорствует в безмолвии и наконец должен выслушать следующее объяснение:

"Вы видите ли,- так она мне говорила,

Пока он счастлив был, его я не любила.

Вы это поняли, вы это знали... Да,

Скрываться нечего, и тайны нет меж нами.

Мне душно было с ним - легко мне было с вами.

Меня манили вы украдкою.- Куда?

К блаженству ль, к гибели? - Я спрашивать боялась...

Как птица в клетке я бессмысленно металась.

И - правду горькую примите не сердясь

От скуки завлекла и полюбила вас.

.....................................

Тот муж теперь исчез... Полуживой калека,

Беспомощный бедняк явился предо мной

И, глядя мне в глаза с покорною тоской,

Боясь не встретить в них желанное участье,

Молил последнее ему оставить счастье

(То, что он требовать бы мог!) - любовь мою...

И жалко мне его - и я его люблю!

А к вам теперь пришла проститься. Виновата

Во всем случившемся, быть может, я одна.

69

И в наказание за то нести должна

Суровый, тяжкий крест! К былому нет возврата.

Забудьте же меня, как я забуду вас,

А мне... О! мне давно пора расстаться с вами,

Пора идти к нему!.. Все кончено меж нами".

И, смолкнув, от земли не поднимая глаз,

Как будто торопя забвенье и разлуку,

Она холодную мне протянула руку.