Майкл Блендинг - Coca-Cola. Грязная правда

Университеты и колледжи казались самой благоприятной средой для этой кампании. Роджерс пытался отнять у корпорации клиентов, а ведь Coca-Cola особенно интересовалась именно молодежью, ей она старалась как можно раньше привить лояльность к бренду. При этом кампания обретала неисчерпаемые человеческие ресурсы, которые ей практически ничего не стоили, и это тоже важный момент, поскольку бюджет кампании не превышал 100 тысяч долларов — против тридцатимиллиардной корпорации. Студенческое движение вышло далеко за пределы кампуса: СМИ тоже подняли тему заморских преступлений Coca-Cola. Даже на родине кока-колы Atlanta Business Chronicle опубликовала длинную и весьма нелестную для корпорации статью, а журнал Forbes вынес на обложку заголовок «Греховный мир Coca-Cola», посвятив материал ситуации в Колумбии. Стратегия Роджерса, направленная на публичное унижение компании, работала, и корпорация сама себе вырыла яму еще глубже, когда попыталась огрызнуться. Колледж Карлтон весной 2004 года пригласил все ту же представительницу Coca-Cola Лори Биллингсли, и на ее выступлении присутствовал Роджерс. Едва Лори повторила слова об оправдавшем компанию независимом расследовании, как Роджерс вскочил с криком: «Вранье! Вранье!» Расследование, пояснил он студентам, было произведено работающими на компанию юристами из фирмы White & Case, той самой, что представляла корпорацию в Майами по делу АТСА. «Сейчас один из редких исторических моментов, когда студенты имеют возможность повлиять на одну из крупнейших в мире корпораций», — продолжил он и призвал слушателей изгнать Coca-Cola из кампуса. После этого собрания студенческий совет большинством 12 против 8 проголосовал за то, чтобы с территории университета были убраны автоматы с кока-колой.

Развернулась кампания более чем в сотне колледжей: студентов увлекла идея конкретной борьбы против всемирной несправедливости. «При таком подходе студенты ощущают проблему личностно, они держат ее в руках», — сказал Ави Хомски, профессор латиноамериканистики в Государственном колледже Салема (Массачусетс). Салемский колледж также разорвал все отношения с корпорацией.

Студенческое движение набрало такую силу, что молодые люди настаивали уже на подлинно независимом расследовании колумбийских убийств, чтобы раз и навсегда выяснить истину: на кого работают менеджеры разливочных заводов, поощряя насилие против руководства профсоюза, и сколь многое и с какого момента стало известно об этих злодеяниях владельцам предприятий и в штаб-квартире Coca-Cola Company. Для корпорации ставки были как никогда высоки: надо было согласиться на расследование и раз и навсегда покончить с этим — но если всплывет нечто нелестное для имиджа Coca-Cola и компания столкнется с гневной общественной реакцией, то ей, скорее всего, придется потратить сотни миллионов долларов на выплату компенсаций. Ситуация 2003 года не позволяла Coca-Cola ввязываться в очередной конфликт. Кризис, вызванный эпидемией ожирения, был в самом разгаре, и компания все еще не преодолела падение продаж и доходов, последовавшее за смертью Гойзуэты и отставкой Айвестера.

В таком контексте даже удивительно, что ее руководство подумывало пойти на уступки своим оппонентам в этом вопросе и даже в одном случае искренне согласилось на расследование. Такой шанс представился, когда некоммерческая ассоциация юристов Equal Justice присвоила главному юрисконсульту корпорации Девалу Патрику звание «первопроходца в области прав человека». Ранее Патрик возглавлял при Клинтоне отдел по гражданским правам в Министерстве юстиции, затем стал работать корпоративным юристом сначала в Ameriquest и Техасо, а с 2000 года — в Coca-Cola. В нем видели реформатора, который поможет компании выпутаться из юридических неурядиц 1990-х, когда Мэтью Уайтли забил тревогу по поводу мошеннических операций с ботлерами, навязывания им концентрата по фиксированным ценам, причем больше, чем им было нужно. Коллингсворт направил коллегам в Equal Justice Works письмо с критикой Coca-Cola, которая, по его словам, «извлекала прибыль из нарушения гражданских прав и перекладывала ответственность на местные предприятия, которые на самом деле являются всего лишь пособниками в операции головной компании». Один из членов ассоциации поднял этот вопрос на церемонии вручения наград, и Патрик тут же обещал направить независимую группу наблюдателей в Колумбию, «чтобы выяснить, в самом ли деле рабочие были организованы и способны к организации».

Однако стоило Патрику вернуться в штаб-квартиру, и гендиректор Дуг Дафт пресек его порыв. К марту 2004 года стало ясно, что никакого расследования не будет, и месяцем позже Патрик вышел в отставку. Washington Post, ссылаясь на «осведомленные источники», писала, что «решение Патрика вызвано разочарованием». Корпорация отрицала такое объяснение, утверждая, будто Патрик руководствовался исключительно «личными причинами». Год спустя, баллотируясь на пост губернатора Массачусетса, Патрик заявил, что он настаивал на независимом расследовании, пусть внутренние расследования корпорации и не выявили связей между колумбийскими ботлерами и военизированными отрядами. Он, по его словам, хотел вернуть «доверие к бренду», ему представлялось, что «произойдет одно из двух... либо независимое исследование подтвердит то, что нам удалось выяснить прежде, либо вскроются новые данные, которых мы прежде не знали и которые должны знать, и наш партнер тоже должен знать и действовать соответственно». Корпорация отказалась от расследования, и «поэтому я ушел», сказал Патрик. Но принципы не помешали ему получить 2,1 миллиона долларов от компании за консультации, пригодившиеся ему во время успешной борьбы за кресло губернатора.

Роджерс считает увольнение Патрика своей заслугой — первая жертва кампании «Кола-убийца». Он также подозревает, что его кампания стала одной из причин последовавшей вскоре отставки Дафта. Так это или нет, во всяком случае, Роджерс позаботился о том, чтобы отставка гендиректора не прошла незамеченной. Он наметил нечто более броское, чем неуверенные протесты, прозвучавшие на прошлогоднем собрании акционеров. В 2004 году его акция должна была запомниться.

Выступления на собраниях акционеров давались Роджерсу дорогой ценой: с одной стороны, то была единственная в году возможность выйти против врага на ринг, лицом к лицу. Но нелегка была подготовка к такого рода столкновениям. Накануне этого события в апреле 2004 года Роджерс всю ночь не мог заснуть и, даже усевшись в бальном зале отеля Dupont в Уилмингтоне, штат Делавэр, все еще писал какие-то заметки, так и не решив до конца, о чем он будет говорить. По крайней мере, одно новое оружие в его арсенале имелось: месяцем ранее член городского совета Нью-Йорка Хайрем Монсеррейт опубликовал отчет о командировке на заводы Coca-Cola в Колумбии. За десять дней Монсеррейт и члены его команды успели побеседовать со многими рабочими и менеджерами Coca-Cola FEMSA, которые признали, что руководство разливочных заводов, вероятно, сотрудничало (безо всякой на то санкции свыше) с военизированными отрядами. При этом служащие утверждали, что ни головная компания, ни местные ботлеры никогда не проводили внутреннего расследования в связи с творившимся насилием. Выводы комиссии были убийственны для корпорации: «Coca-Cola проявила полное неуважение к жизни своих рабочих», — гласил доклад. В нем также говорилось, что компания «допустила, если не сама организовала, нарушения прав своих рабочих и получила экономическую выгоду от этих нарушений, которые существенно ослабили профсоюз и лишили его возможности выдвигать собственные условия». Сидя в зале, Роджерс с возрастающим гневом прислушивался к речи Дафта. Порадовавшись рекордным прибылям за первый квартал —1,13 миллиарда долларов, на 35 процентов выше, чем в предыдущем году, — гендиректор перешел к ситуации в Колумбии и категорически утверждал, что, во-первых, Coca-Cola непричастна к какому-либо насилию, а во-вторых, что ни один член профсоюза не подвергался нападению на территории разливочных заводов в Колумбии. Это было уж слишком — едва Дафт сошел с подиума и объявил прения открытыми, как к микрофону ринулся Роджерс.