Владимир Корнилов - Донецко-Криворожская республика: расстрелянная мечта

Пожалуй, данный случай был самым резонансным в ходе эвакуации (именно его и называли «попыткой мятежа» в советских учебниках), что вновь — таки подтверждает отсутствие в арсенале руководителей ДКР в 1918 году практики расстрелов «контрреволюционеров» и «саботажников», в чем их порой обвиняют современные историки, перенося практику «красного террора» последующих лет на весь период Гражданской войны и на всех большевиков без разбора.

Интересно, что один из аргументов, которым Артем «успокаивал» противников эвакуации, был связан с бардаком на железных дорогах. Выступая в те дни на различных митингах и собраниях, он неоднократно говорил о том, что даже при всем своем желании вывезти значительные ресурсы из Харькова власти не смогли бы этого сделать ввиду отсутствия железнодорожного транспорта и забитости железнодорожных путей. Этот аргумент даже был использован в официальном обращении Совнаркома ДКР и ЮОСНХ от 26 марта: «Относительно продовольствия сами же клеветники прекрасно знают, что это не может быть вывезено на Север, даже буде местные организации этого хотели бы, ибо загроможденные железные дороги, ведущие туда, не в состоянии принимать грузов» [965] Донецкий пролетарий, 26 марта 1918 г. .

Действительно, по мере подхода немцев к Харькову и без того не отличавшаяся порядком Южная железная дорога пришла в состояние полного хаоса. 5 апреля эвакуационная комиссия во главе с Артемом наделила коллегию по управлению железной дороги в составе пяти человек чрезвычайными полномочиями для разгрузки Харьковского железнодорожного узла. Коменданту станции был выделен отряд красноармейцев для обеспечения разгрузки, что немедленно принесло свои плоды. Уже 6 апреля Артем сообщал Свердлову: «Новая железнодорожная власть работает, положение улучшилось, пробки уже почти нет» [966] Ревегук, стр. 181. .

Во многом именно это — своевременное наведение порядка на Харьковском узле — и спасло самого Артема и членов правительства ДКР. В отличие от Скрыпника и Цикуки, предпочитавших убираться из своих обиталищ задолго до подхода противника, руководители Донецкой республики обещали находиться в своей столице до последнего и выполнили обещание. Как капитан тонущего корабля, Артем оставлял Харьков с верным ему полком Совнаркома ДКР и членами правительства на последнем эшелоне, уходившим на восток, — в момент, когда в Харькове уже находились передовые немецкие отряды.

Последний день пребывания правительства ДКР в Харькове до эвакуации, 7 апреля 1918 года, в принципе, хорошо описан в многочисленных советских биографиях Артема. Накануне тот сообщал Свердлову в Москву: «Немцы все ближе. В городе и у наших паники нет. Если уйдем, то отойдем, а не убежим» [967] Там же, стр. 166. .

Основное время Артем проводил на Южном вокзале, отправляя эшелон за эшелоном эвакуируемых большевиков и грузов стратегического назначения. К числу последних действий правительства ДКР в Харькове относится объявление города на осадном положении. Оно было введено приказом Рухимовича с полудня 4 апреля. Любопытно, что в приказе о столь жесткой мере содержался пункт следующего содержания: «Всякие увеселительные заведения должны быть закрыты к 9 часам вечера». То есть стремительно приближавшийся фронт и эвакуация не остановили, а лишь ограничили работу увеселительных заведений в столице ДКР [968] Донецкий пролетарий, 4 апреля 1918 г. .

В субботу, 6 апреля, в 21.45 начался последний перед отступлением пленум Харьковского совета. В этот момент под станцией Основа (ныне входит в городскую черту Харькова) сильнейший натиск немцев сдерживали луганцы Клима Ворошилова, отряды донецких шахтеров и харьковский коммунистический отряд. Рухимович на заседании Совета сообщил: «Орудийные выстрелы слышны в Харькове. Положение наше очень серьезно. С нашей стороны нет подготовленных артиллерийских частей. С их же стороны гремят 6–дюймовые орудия. Но наши части отходят организованно» [969] Астахова, стр. 151. .

Открыл заседание Совета нарком ДКР Борис Магидов, позже к Совету присоединились лидеры харьковских большевиков Артем, Рухимович, Кин и Сурик. Харьковские журналисты описали трогательные сцены с этого мероприятия, которое, по их словам, «прошло под флагом примирения непримиримых», когда «фракция большевиков и фракция меньшевиков дружески протянули друг другу руки».

Пример небывалой по тем временам толерантности по отношению к оппонентам продемонстрировал Артем, заявивший: «Фракция большевиков, расставаясь с другими советскими фракциями, расстается с ними друзьями. Когда наш вынужденный отход будет осуществлен, чувство дружбы, родственности останется между нами. Выступая в последний раз, мы уверены, что впредь мы не будем спорить так горячо». Как писал позже Б. Магидов, «мы были уверены, что скоро вернемся в Харьков с большим революционным опытом» [970] Возрождение, 9 апреля 1918 г.; Астахова, стр. 151. .

Но главным в речи главы ДКР было иное. Артем абсолютно однозначно заявил свою принципиальную позицию по поводу отношений с Центральной Радой: «Рада, вторгшаяся в пределы Донецкой республики, предлагает Советской власти прекратить братоубийственную войну, Рада считает демократическим миром такой мир, по которому территория нашей республики будет наводнена войсками Рады, и воля народа будет раздавлена силою германских штыков. Но мира без признания Донецкой республики обеими сторонами быть не может» [971] Возрождение, 9 апреля 1918 г. .

Данное выступление Артема и последующие действия правительства ДКР в период отступления на Донбасс и Царицын в корне опровергают рассуждения советских и современных украинских историков о том, что Артем и его наркомы после Всеукраинского съезда Советов в Екатеринославе согласились слить воедино ДКР и советскую Украину. Как видим из этой речи, в ней нет и намека на Цикуку, доживавшую свои последние дни в Таганроге. Наоборот, Артем, несмотря на давление, которое он испытывал со стороны большевистского руководства России, до последнего считал вопрос признания Донецкой республики, не входящей в состав Украины, принципиальным для начала переговоров с Радой и немцами.

После выступления Артема перед Советом отчитался Кин, сообщивший, что комендатура Харькова сохраняет свои правоохранительные функции и даже подготовила план перехода этих функций неким отрядам после оставления города во избежание мародерства и грабежей. Последующие события показали, что данный план был выполнен — Кин за пару дней до отступления издал приказ с указанием лиц, которые должны были взять на себя милицейские функции после отступления советских властей. Все эти лица служили до большевистского переворота в милиции и «обладали опытом прежней службы». По воспоминаниям большевиков, отряды, которым передавались милицейские функции в оккупируемом Харькове, представляли в основном боевые дружины меньшевиков. Еще один пример сотрудничества большевиков ДКР с представителями «старого режима» и идеологической оппозиции — невероятный для многих регионов тогдашней России [972] Возрождение, 9 и 10 апреля 1918 г.; Харьков в 1917 году, стр. 65. .