Владимир Корнилов - Донецко-Криворожская республика: расстрелянная мечта

То, как немногочисленные отряды петлюровцев действовали в годы Гражданской войны, наблюдал воочию во время боев в Киеве в 1919 году публицист Иван Солоневич, так прокомментировавший увиденное: «Совершенно случайно мне пришлось быть живым свидетелем одного исторического симптома. С Фундуклеевской на Крещатик вливались мощные колонны каких — то серожупанников — петлюровской гвардии, одетой и вооруженной немцами. Со стороны Липок туда же проскочил какой — то казачий отряд, едва ли больше двух — трех десятков нагаек. Казаки сразу атаковали петлюровскую армию, и атаковали ее нагайками. Петлюровская армия бежала сразу… Если бы я сказал, что петлюровская гвардия состояла из трусов, — это было бы глупым утверждением… Серожупанники бежали вовсе не потому, что они струсили, а потому, что никто из них не собирался проливать своей крови из — за петлюровского балагана… Никто никогда ни за каких Мазеп, ни Петлюр не воевал» [1073] Солоневич, стр. 249. .

Не спорили с этим утверждением и многие военнослужащие, волею судьбы оказавшиеся в украинских частях. К примеру, С. Устинов, оставивший мемуары о своей службе у гетмана Скоропадского, признавался, что изначально не верил «германской выдумке Украине». «Вообще наше положение казалось нам не серьезным, — писал он. — Мы все — таки оставались русскими офицерами и не могли сделаться украинцами». При этом Устинов подчеркивает, что такая же ситуация была и в петлюровских частях: «То, что мы были Гетманцами, а не Петлюровцами, было для нас чисто случайным» [1074] Устинов, стр. 103, 107. .

Украинские синежупанники в 1918 году

Полковник Б. Штейфон летом 1918 года также совершил поездку из Харькова в Киев, отметив для себя: «По сравнению с Харьковом, Киев внешне производил впечатление более украинского города. Большинство вывесок было на мове — наследство Рады. Иногда на улицах слышалась украинская речь, но нарочито громкая, демонстративная. Встречались украинские костюмы». Однако, сделав эти наблюдения, Штейфон посчитал их скорее исключением из правил: «Впрочем, и речь, и костюмы двигались в русской массе. Пришлось даже наблюдать из окна гостиницы украинскую манифестацию: человек двести украинцев с жовто — блакитным флагом. Шли по Хрещатику «жинки» в малороссийских костюмах, «чоловики» в серых смушковых шапках. Манифестанты пытались что — то петь, но у них ничего не выходило. В общем, это было довольно убогое зрелище. Явно чувствовалось, что Киев твердо русский город. Русскость его еще более усиливалась той волной беженства, какая непрерывно неслась с Севера на Юг России» [1075] ГАРФ Фонд 5881. Опись 2. Дело 754. Лист 98. .

С мнением Штейфона соглашались и немцы, и иные жители Левобережья. Немецкий журналист Рольф Брандт, посетивший Киев в первые дни оккупации, писал в газете «Tagliche Rundschau»: «50 процентов населения признает себя русскими, однако в умах граждан господствует такой хаос, оставленный в наследство революцией, что вывести отсюда какие — либо заключения весьма трудно… Между прочим киевляне задавали вопрос: привезли ли вы с собою украинцев из Берлина для Украины?» [1076] Возрождение, 10 мая 1918 г. .

Харьковец Диманштейн, оказавшись в столице УНР, писал: «Нужно отметить, что несмотря на враждебные нотки по отношению к России, пропитывающие все министерские декларации и декламации, столица Украины представляет и сейчас чисто русский город. Население сплошь говорит по — русски и не понимает украинского языка, точнее того галицкого наречия, на котором написаны все нарицательные издания и министерские речи. В результате этого — отношение к правительству у публики, как к чему — то чужеземному. Никому не приходит в голову сказать: «наше правительство», наша армия и т. д. И в то время, как всякому совершенно очевидно, что разумеется под понятием «Россия», — Украина есть нечто непонятное и темное, о чем ничего определенного нельзя сказать. При таких условиях неудивительно, что создается впечатление… что правительство совершенно оторвано от населения и общественных настроений края. Интерес к его деятельности минимальный. Всех в несравненно большей степени интересуют виды и намерения германского правительства».

Диманштейн, посетивший Центральную Раду и правительство УНР, дает этим институциям уничижительные характеристики: «Рада, как и правительство, совершенно не опирается на симпатии населения… Парламентарии в Центральной Раде какие — то не настоящие, поддельные… Интерес публики сосредотачивается не на парламенте, хотя он и председательствуется «самим» Грушевским, а на тех истинных властителях страны в серых костюмах и стальных касках, которые никогда не показываются в парламенте… Невидимый, но явно ощутимый во всех проявлениях государственной жизни вершит свое дело управления страной бронированный кулак. Тень Блюхера поглощает тень Сагайдачного… И всем ясно до последней степени, что и Рада… будет собираться, принимать мистические запросы министрам и одобрять столь же мистические законопроекты, пока этого захочет германское командование. Эти марионетки делают все от них зависящее, чтобы казаться совсем живыми людьми. Спорят до хрипоты, подводят друг против друга мины, и все же не смогут добиться к себе интереса» [1077] Возрождение, 1 мал 1918 г. . Стоит ли удивляться тому, что не успел Диманштейн опубликовать эти свои путевые заметки, а полурота немецких солдат преспокойно сместила Центральную Раду. И «многотысячные» украинские отряды не смогли или не захотели ничего этому противопоставить! «Тень Блюхера» поглотила тень украинской власти…

Не имея никакой реальной власти в оккупированных австро — германцами землях, слабо влияя на экономическое и финансовое состояние страны, украинские власти приложили максимум усилий, направленных на украинизацию населения. Уже в первые часы пребывания на харьковской земле полковник А. Шаповал издал приказ о введении украинского языка в качестве официального. Примечательно, что тем же пунктом представитель украинской власти вводил немецкое время. Приказ гласил буквально следующее: «Приказываю во всех государственных институциях Харьковщины все дела вести только на украинском языке; кроме того — с этого времени приказываю пользоваться календарем нового стиля, а часы перевести по — среднеевропейски (на 1 час 8 минут назад)» [1078] Рух, 14 апреля 1918 г. .