Эдвард Люттвак - Стратегия. Логика войны и мира

Более явный тип отклонений от бездумного преследования прямолинейно-логических целей становится очевидным любому путешествующему по тем странам, где встарь было много конфликтов. Бесчисленные деревеньки вокруг Средиземноморского побережья, взгромоздившиеся на горные склоны и вершины, сегодня выглядят живописно. Сейчас до них легко добраться на машине или на тракторе — однако в течение долгих веков они находились далеко от своих полей и угодий, расположенных в долинах, и это было очень неудобно. Датируемые различными периодами развалины селений на равнинах показывают, что только благодаря горькому опыту выжившие усвоили урок: во время войны хорошее место становится плохим, а плохое — хорошим. Пока правили римляне, здравый смысл благоприятствовал удобному расселению людей в долинах. В нашу эпоху, с недавних времен мирную, долины снова можно предпочесть за их удобство. Но в течение долгих веков между периодами мира крестьяне постоянно подвергались роковому искушению бросить свою гору и поселиться на равнине, где утомительный подъем больше не будет прибавляться к ежедневным трудам. Сколь часто они поддавались этому искушению, показывают сохранившиеся до наших дней развалины.

Точно так же обстоит дело с государствами-соперниками, вовлеченными в конфликт. Разделенные общими интересами, которые не являются взаимными, они полностью согласны с тем, что мир — это хорошо, а война — плохо; но они не могут действовать на основе этих выводов, диктуемых здравым смыслом, потому что одностороннее стремление к миру и разоружению стало, бы для противника мощным побуждением усилить свое стремление к войне.

Но это понимание выживших, а не универсальное правило. Попытки проецировать прямолинейную логику в область конфликта в поисках совместных решений, основанных на здравом смысле, предпринимаются весьма часто. Если мы хотим мира, почему просто не жить в нем? Если мы согласны с тем, что оружие дорого и опасно, почему просто не разоружиться? И если идет спор о существенных интересах, почему не разрешить его, прибегнув ко всем тем процедурам права, арбитража и заключения сделок, посредством которых ежедневно разрешается столько споров во внутригосударственной сфере? Постоянство, с которым предлагаются подобные совместные решения, не удивляет, ибо понятие о том, что само стремление к миру или разоружению логически приводит к их противоположностям, выглядит попросту чудно с точки зрения прямолинейной логики.

Но, конечно же, не интеллектуальная ошибка служит причиной этих попыток спуститься в удобную долину, а, скорее, острое искушение убежать от жестокой парадоксальной логики. Анналы современной дипломатии полны попыток достичь решений, основанных на здравом смысле, и прекратить враждебность демонстрацией доброй воли, как будто проявление враждебности — не просто симптом сталкивающихся друг с другом целей. Только в том случае, если причины конфликта устранены, дипломатия сотрудничества и жесты доброй воли могут быть продуктивны. Так, франко-германская дипломатия после 1945 года успешно продвинула вперед совместные инициативы во многих областях, дав толчок к объединению Западной Европы. Начавшиеся вскоре после войны многочисленные встречи на высшем уровне, государственные визиты с массовым участием, молодежные обмены и многое другое в том же роде — все это помогло развеять застарелую вражду. Но на самом деле только устранение старого конфликта за счет нового, более широкого конфликта Востока с Западом обеспечило успех французско-немецкой дипломатии и всех жестов доброй воли. Ровно те же процедуры были опробованы до Второй мировой войны, когда налицо были и постоянная формальная дипломатия, и встречи на высшем уровне (особенно в Мюнхене), переговоры о контроле над вооружением и многое множество актов доброй воли, включая дружеские встречи ветеранов окопной войны; но тогда единственным следствием этого взгляда вниз, в соблазнительную долину, стало ослабление французской обороны, в то время как нацистская Германия перевооружалась.

Благодаря этой знаменитой ошибке в деле управления государством, а также аналогичному британо-германскому случаю, оказалась дискриминированной старинная и почтенная практика умиротворения [168], сложилось самое что ни на есть влиятельное сопротивление любому соблазну проецировать прямолинейно-логические решения в область конфликта. Переговоры по контролю над вооружениями в межвоенные годы, встречи на высшем уровне, жесты доброй воли и даже сам процесс дипломатического общения — все это было осуждено как вредоносное, потому что все это ослабляло усилия, необходимые для, подготовки к войне, предотвратить которую подобные меры не могли. Соответствующим образом в течение многих лет после Второй мировой войны дипломатические отношения Запада с Советским Союзом поддерживались с предельной, может быть, даже чрезмерной осторожностью — сказался «мюнхенский урок». Можно утверждать, что в этом процессе некоторые полезные возможности взаимного соглашения были упущены, по крайней мере, в хрущевские годы (1954–1964). Было правильно сказано, что история ничему не учит, кроме того, что она ничему не учит, — теперь мы знаем, что после Сталина советские лидеры не намеревались воевать, как намеревался Гитлер, а в расписании, которому они следовали в достижении своих целей, несомненно, не имелось места гитлеровской безотлагательности [169].

Тем не менее дипломатия может быть очень полезна, даже если конфликт нельзя смягчить, и, конечно, ее можно применять даже в самый разгар войны, и не обязательно для того, чтобы довести ее до конца. Сочетание военных действий и прямых переговоров в ходе как корейской, так и вьетнамской войн было возвращением к классическим процедурам. А отсутствие прямой дипломатии в ходе двух мировых войн было скорее нетипичным. В случае Первой мировой войны отказ от дипломатии был уступкой элиты чувствам масс (воспламененным с самого начала пропагандой, проводившейся той же элитой), и ныне оно рассматривается как свидетельство особой жестокости «демократических» войн. Во Второй мировой войне дипломатия играла свою роль, но только с Японией и только под самый занавес, потому что союзники приняли условие — сохранение ее императорской системы правления, притом что возможность продления правления Гитлера ими даже не рассматривалась.

Будучи сведена к узким и строго определенным вопросам, даже вполне кооперативная дипломатия, руководствующаяся прямолинейной логикой, может сосуществовать с неразрешенными конфликтами по более широким вопросам. Такая дипломатия может служить одной или всем сторонам, отклоняя постоянное соперничество от тех направлений, которые представлялись нежелательными всем. В случае территориальных конфликтов одной из форм сотрудничества было взаимное приятие «буферных» государств, которые оставляли в покое обе стороны, даже если они по-прежнему стремились к экспансии в других местах. В контексте по большей части нетерриториального американо-советского конфликта (квазивоенные конфликты без войны как таковой) Государственный договор о восстановлении независимой и демократической Австрии от 15 мая 1955 года, по которому Австрия провозглашалась нейтральным государством, был редким и нетипичным примером кооперативной дипломатии широкого масштаба. Гораздо более типичным был Договор о запрещении ядерных испытаний в атмосфере от 1962 года, открывший собою длинную череду соглашений о контроле над вооружениями, которая продолжается и поныне, уже с Российской Федерацией. Энергия и пыл, с которым обе стороны вступили в ядерное соревнование, служившее заменой активным военным действиям, вовсе не уменьшились, но достигнутое благодаря договору отвлечение состязательных усилий от ядерных взрывов в атмосфере было выгодно обеим сторонам, а также и всему остальному человечеству. В договоре крылась ошибка: отвлечение конфликтующих энергий ложно принималось за частичное разрешение самого конфликта, что наводило на неверную мысль, будто дальнейшая последовательность частных соглашений может покончить с конфликтом. В течение всей «холодной войны» переговоры по контролю над вооружениями нередко ложно толковались как форма разрешения конфликта, тогда как на деле они затрагивали лишь один из симптомов конфликта.