Эдвард Люттвак - Стратегия. Логика войны и мира

Поскольку на разубеждение путем удерживания от агрессии так трудно положиться, а разубеждение посредством наказания полно неопределенностей, неудивительно, что альянс пытался сочетать обе эти формы разубеждения, начиная с 1967 года и до окончания «холодной войны». Он полагался на комбинацию различных средств: неадекватные неядерные войска передовой защиты, довольно уязвимое дополнение в виде тактического ядерного оружия (предназначавшееся также для разубеждения путем удерживания от агрессии), ядерные войска с радиусом действия в масштабах театра военных действий, тоже несколько уязвимые, и американские ядерные войска дальнего радиуса действия, многочисленные и гораздо менее уязвимые, чем тактическое ядерное оружие или ядерные войска с радиусом действия в масштабах театра военных действий. Но полной уверенности в том, что американское оружие будет использовано в защиту Европы, быть не могло.

И все же эта сумма неадекватностей представляла собою впечатляющее средство устрашения: неадекватная неядерная передовая оборона усиливала вероятность применения тактического ядерного оружия. В ходе безнадежно проигрываемого сражения, при прорыве вторгающихся советских колонн, обстрел ядерными артиллерийскими снарядами и ядерными ракетами ближнего радиуса действия, которые вот-вот могли быть подавлены, не представлялся неправдоподобным. И, напротив, наличие более, сильных войск передовой обороны, вероятно, позволило бы сдержать начальную волну вторжения; получив возможность поразмыслить, правительства вполне могли бы запретить применение ядерного оружия — даже если бы не было никакого иного ответа на грозящий подход советских формирований второго эшелона. С другой стороны, если бы неядерные войска передовой обороны стали значительно сильнее, вследствие чего в применении тактического ядерного оружия не было бы необходимости, Советский Союз уже не мог бы рассчитывать на быструю неядерную победу и, возможно, возвратился бы к своей стратегии театра войны 1960-х годов, основанной на предупредительном применении собственного ядерного оружия поля боя с целью пробить бреши в линии фронта.

Как всегда, мы встречаемся с парадоксом — если бы сила неядерных войск альянса выросла и перешла за кульминационную точку обороны, способной остановить локальное вторжение, но не полномасштабное наступление, в итоге разубеждение было бы ослаблено вследствие снижения вероятности применения тактического ядерного оружия. Увеличение силы неядерных войск до значительно более высоких уровней, чтобы устранить необходимость применения ядерного оружия поля боя, привело бы скорее не к избежанию. ядерных военных действий, а к гарантированному их использованию в ходе войны, потому что, если бы Советский Союз отчаялся до такой степени, чтобы предпринять атаку, ему пришлось бы атаковать ядерным оружием. Конечно, СССР потерял бы всякий шанс на быструю и чистую неядерную победу, но это имело бы значение лишь в том случае, если бы он атаковал альянс скорее согласно продуманному решению, чем от отчаяния. Возможно, тогда отказ правительств альянса содержать более многочисленные неядерные силы на протяжении всей эпохи «холодной войны» отражал бы осознание парадоксальной логики стратегии, пусть даже несистематическое: еще раз повторим — большее может стать меньшим.

Схожим образом уязвимость ракет с радиусом действия в масштабах театра войны и самолетов альянса, способных нанести ядерный удар, не обязательно была слабым местом; не был им и ограниченный радиус их действия, недостаточный для того, чтобы глубоко проникнуть на территорию Советского Союза. Во время «холодной войны» дело обстояло так, что ядерное оружие альянса с радиусом действия в масштабах театра войны предназначалось скорее для устрашения угрозой наказания, нежели путем удерживания от агрессии, в частности для того, чтобы отвратить Советский Союз от ядерных атак на воздушные базы, порты снабжения и переброски войск из США, командные центры и прочие военные цели, включая тактическое ядерное оружие. Но они не могли достичь важнейших советских городов, а советское оружие с радиусом действия в масштабах театра военных действий могло достичь всех европейских городов. Из этого следовало, что Советский Союз мог угрожать европейским городам, чтобы разубедить альянс применить свое ядерное оружие с радиусом действия в масштабах театра военных действий с целью сопротивления вторжению, тогда как альянс не мог угрожать СССР самостоятельно, не рискуя при этом навлечь на себя опережающий советский удар.

Только американское межконтинентальное оружие обладало радиусом действия, защищенностью и численностью, достаточными для того, чтобы уничтожить все советские крупные города, даже пережив последствия первого удара. И эта контругроза была самой сутью американской ядерной гарантии европейским членам альянса: американские города оказывались в опасности из-за угрозы советским городам, чтобы нейтрализовать советскую угрозу европейским городам, цель которой, в свою очередь, заключалась в том, чтобы разубедить альянс от применения ядерного оружия против вторжения Советской армии.

Поэтому сущность основного соглашения, поддерживавшего альянс, состояла в обмене обещания европейцев сопротивляться советскому военному устрашению в мирное время и противостоять вторжению в военное время на американское обещание разделить с европейцами риск ядерной войны, если она выйдет за пределы использования тактического ядерного оружия. Будь ядерное оружие альянса с радиусом действия в масштабах театра войны достаточно сильным для того, чтобы противостоять всем советским ядерным угрозам, отпала бы нужда полагаться на американское межконтинентальное оружие, что разорвало бы связь между выживанием европейцев и американцев. Опять-таки, большее было бы меньшим, как диктует парадокс.

В Корее разубеждение представляет собою почти механическое применение потенциальной военной силы против постоянной угрозы атаки. Но это весьма необычно. В большинстве случаев нет такой постоянной угрозы, которую нужно предотвращать, а есть лишь вероятность (возможно, весьма отдаленная) угрозы в будущем. Это, несомненно, верно относительно центральной оси мирового баланса военной силы в годы «холодной войны»: взаимного стремления Советского Союза и Соединенных Штатов к ядерному увещеванию. Образы «двух скорпионов в банке» и сама идея «баланса страха» предполагали, что налицо симметричные угрозы населению обеих стран. В действительности же именно асимметрия была характерна для «холодной войны». Для СССР угроза американской ядерной атаки могла стать опасной только в случае предшествующей советской атаки, возможно, неядерной (вторжение в Европу), но такой, сопротивляться которой было бы нереально одними лишь неядерными войсками. С другой стороны, для США угроза советской ядерной атаки могла стать опасна только в случае предшествующей американской ядерной атаки на советские военные цели в контексте близящегося поражения Европы.