Эдвард Люттвак - Стратегия. Логика войны и мира

Столь же самоочевидно, что гармоничная последовательность успехов на каждом из нижележащих уровней, скорее всего, приведет к хорошим результатам на уровне большой стратегии: как при увещевании, так и в случае войны.

Впервые взятый на вооружение в конце XVII века скромный штык привнес в военное дело существенные изменения, позволив снабдить всех пехотинцев огнестрельным оружием. До этого в каждом пехотном подразделении должно было быть пропорциональное число пикинеров, чтобы отражать кавалерийские атаки в то время, пока мушкетеры медленно перезаряжали свое оружие. Штык буквально выигрывал сражения французской армии, впервые применившей новое устройство в значительных количествах, прежде всего потому, что теперь пехота могла располагать большей огневой мощью, чем равные по численности войска противника, так как значительная часть его солдат все еще были вооружены пиками. Хотя эта древность гордо звалась «могучей пикой», ни одна социальная группа не встала на ее защиту так, как некогда египетские мамлюки защищали свои мечи и сабли, сопротивляясь введению огнестрельного оружия.

Штык приняли с такой готовностью, потому что он требовал мало новшеств — он был полностью совместим с существующими тактическими и оперативными методами, равно как и с установленной организацией полка. Прежних пикинеров легко можно было переучить на мушкетеров, а трудности в снабжении были незначительны: в те времена сотня выстрелов на человека за весь период кампании считалась пределом возможного. Поэтому данному новшеству не противились и не принижали его значения на высших уровнях вертикального взаимодействия, и его эффект мог быть вполне очевиден на уровне большой стратегии — до тех пор, пока штык не приняли повсеместно и французы не утратили свое изначальное преимущество.

В XX веке введение британской сети радиолокационных станций дальнего обнаружения (Chain Home) во время битвы за Британию в 1940 году привело к схожим результатам. Задачи ПВО не изменились на уровне стратегии театра военных действий, не возникло необходимости введения существенных изменений ни на тактическом, ни на оперативном уровнях. Вне зависимости от наличия или отсутствия радарного обнаружения вражеских самолетов, сама боевая задача истребителей и природа их маневров в бою, а также командное взаимодействие эскадрилий и групп остались точно теми же. Опять же, техническое новшество не встретило препятствий на трех высших уровнях стратегии, поэтому его эффект был вполне очевиден на уровне большой стратегии — в виде количественного достижения. Поскольку на основе радарной информации истребители Королевских ВВС можно было отправлять в любое нужное место и время, им не было надобности патрулировать небеса в поисках вторгнувшегося врага. Самолеты могли оставаться на земле до тех пор, пока их не направит к целям штаб Командования истребительной авиации, куда стекалась вся информация от РЛС. Ничто не мешало сопротивляться самолетам Люфтваффе в полную силу: все британские машины были заправлены топливом и готовы к вылету, а пилоты отдохнули, насколько позволило прежнее сражение. Как численность французских мушкетеров успешно возросла благодаря штыку, так и численность британских истребителей, готовых лететь на перехват, возросла благодаря радару, технический эффект которого вполне достиг уровня большой стратегии.

Но что же сказать о дисгармонии? Мы уже встречались с ней в простой и убедительной форме, то есть в виде достижения одного уровня, которое впоследствии было полностью опровергнуто на уровне следующем, как произошло с французской митральезой 1870 года, значительным техническим новшеством с высокой скорострельностью, эффект которого был полностью упразднен на тактическом уровне. Итогом этой крайней дисгармонии стало то, что эффект этой ранней разновидности пулемета никак не был воспринят на уровне большой стратегии.

Когда оружие действительно ново, подобное полное отвержение происходит нередко. Технические инновации и организационные перемены происходят на разных скоростях, они движимы разными импульсами, «роковое разногласие легко может вкрасться между ними. Например, самолеты с дистанционным управлением (или беспилотные самолеты) для наблюдения с воздуха были впервые введены израильтянами в 1970-х годах и широко применялись ими в войне в Ливане в 1982 году. Но, поскольку они не принадлежали к привычному арсеналу сухопутных сил (ведь это не танки и не пушки), и, кроме того, ВВС усматривали в них соперников (ведь они могли заменить собою пилотируемую разведывательную авиацию), особого энтузиазма в вопросе об их принятии на вооружение не наблюдалось. Их очень мало использовали войска США в Персидском заливе в 1991 году, и даже в войне в Косове в 1999-м службу несла всего лишь горстка таких самолетов, преимущественно импортированных из Израиля. А ведь способность осуществлять непрерывное слежение за силами врага, чего не могут пилотируемые разведывательные самолеты, содержит в себе революционные возможности: как тактические, так и оперативные. Стоимость этих аппаратов невелика, при их использовании не бывает человеческих жертв — но ни одно из этих преимуществ не смогло совладать с бюрократическим отвращением к новому оборудованию, которое не встраивается в установившийся порядок вещей.

Обычно последствия дисгармонии более тонки и умеренны, из-за чего происходит не абсолютное отвержение, а сложное взаимопроникновение поражения и успеха. В нашей картине стратегии встречные волны действия и противодействия на любом из уровней могут проникать на более высокие или низкие уровни, приводя к крайностям, то есть к победе или к поражению.

Рассмотрим классический пример из новейшей военной истории — немецких экспедиционных войск, сражавшихся в Северной Африке в середине Второй мировой войны. К февралю 1941 года, когда генерал-лейтенант Эрвин Роммель был направлен в Триполи, столицу итальянской Ливии, сначала с одной-единственной частично бронированной дивизией, Гитлер решил, что Египет завоевывать не стоит, между тем как подготовка к плану «Барбаросса», то есть к вторжению в СССР, зашла уже очень далеко [179]. По этой причине задачу Роммеля строго ограничивали полученные им приказы: он должен был помогать итальянцам сопротивляться наступлению британцев, которые, казалось, вот-вот вытеснят их из Северной Африки; но вторгаться в Египет ему не следовало. Даже от попыток отвоевания Киренаики, обширной восточной половины Ливии, предполагалось воздерживаться по крайней мере до осени.

Подобные сдерживающие приказы едва ли были необходимы. Роммель располагал силами, слишком малочисленными для наступательных действий; он никогда прежде не бывал в Северной Африке и не имел никакого опыта ведения войны в пустыне; а немецкая армия была не подготовлена к столь суровым природным условиям и не имела ни необходимого снаряжения, ни тренировок для боев в пустыне [180]. На машинах не были установлены противопесочные фильтры, и немцы даже не знали, что диета с низким содержанием жиров существенно важна для того, чтобы солдаты оставались здоровыми в знойном пустынном климате [181]. Высшее командование германских сухопутных войск (Oberkommando des Heeres, OKH) уже подсчитало, что для наступления с целью завоевать Египет потребуется как минимум четыре бронетанковые дивизии с соответствующим количеством ВВС. Силы такого масштаба невозможно было отвлечь от плана «Барбаросса», и в любом случае нельзя было обеспечить их снабжение посредством немногочисленного мототранспорта через громадные просторы Ливии: одна-единственная дорога, Виа Бальбия, шла вдоль средиземноморского побережья на протяжении более чем тысячи миль, от Триполи до египетской границы [182]. Кроме того, морской путь от итальянских грузовых портов был опасен: корабли на нем зачастую гибли от атак британских подводных лодок, а также самолетов, базировавшихся на Мальте. И наконец, пропускная способность порта в Триполи была недостаточно велика для того тоннажа грузов, который бы при этом потребовался [183]. ОКН произвело подсчеты и пришло к выводу, что завоевание Египта было логистически невозможно.