Александр Ушаков - Сталин. По ту сторону добра и зла

Гонения на Бухарина Сталин начал с выговора, который тот получил от Политбюро за публикацию столь дискуссионной статьи без ведома ЦК. Затем последовало наступление на те учреждения, которые считались вотчиной правых: Московскую парторганизацию, редакцию газеты «Правда» и Институт красной профессуры. Главным в антибухаринской кампании стала битва за московских коммунистов. Здесь Сталин все решил просто, натравив на секретаря Московской парторганизации рядовых коммунистов, чье недовольство нэпом росло не по дням, а по часам.

И уже очень скоро Орджоникидзе писал в письме Ворошилову: «По всем районам начались погромы, стали сбрасывать секретарей районов и громить МК». Кончилась вся эта затея, в которой Сталин принимал личное участие, посетив расширенное бюро Московского комитета партии, основательной чисткой партийных рядов. Что же касается самого Угланова, то на его место был посажен верный Молотов.

Ни Рыков, ни Томский не сделали ничего, чтобы хоть как-то прикрыть своих сторонников. Вернувшийся из отпуска Бухарин на протяжении шести часов выяснял отношения со Сталиным. Но, в конце концов, отчаялся и вместе с Рыковым и Томским подал в отставку в знак протеста против нападок на рядовых коммунистов. Сталин и на этот раз остался Сталиным и предложил (может быть, опять же и с вином) решить все «по-хорошему». «Ну что вы нас все время шантажируете своими отставками, — сказал он, — это не по-большевистски...»

Постарался примирить враждующие стороны и Орджоникидзе, в результате чего Томский и Рыков забрали свои заявления назад. А вот Бухарин остался стоять на своем. Он решил не принимать участия в ноябрьском пленуме, но проект резолюции для него тем не менее написал. И судя по тому, что он в нем написал, Ленин в своем «Завещании» не зря упрекал Бухарина в полном непонимании диалектики.

Соглашаясь с форсированным развитием промышленности и предлагая несколько «сузить фронт» этого самого развития, он в то же время требовал обратить особое внимание на сельскохозяйственное машиностроение, черную металлургию и при этом не забывать легкую промышленность. Что по тем временам было невозможно уже не только практически, но даже чисто теоретически.

На ноябрьском пленуме ЦК 1928 года доклады о хозяйственных задачах делали сразу три человека: председатель Совнаркома Рыков, председатель Госплана Кржижановский и председатель ВСНХ Куйбышев. Что лишний раз говорило о наличии нескольких взглядов на эту проблему и о все той же скрытой борьбе в партии.

Признав некоторые успехи, Рыков в очередной раз поведал о положении в деревне, о нежелании крестьян работать в условиях «чрезвычайки» и о том, что продовольствие в ближайшие годы будет давать «хозяйство индивидуального типа», несмотря на всю свою малопродуктивность.

И все же главным событием пленума стало выступление Сталина, который не стал вступать в спор с Рыковым. А вот наличие уклонов признал. «Если «правые» говорят: «Не тронь кулака, дай ему свободу развиваться», а «левые», наоборот, возражают: «Бей не только кулака, но и середняка, потому что он такой же частный собственник, как и кулак», то надо признать, — заявил Сталин, — что разница, очевидно, есть». Он вообще говорил в высшей степени мирно и даже ссылался на Рыкова. Но в то же время напомнил, что надо сделать все возможное, чтобы как можно быстрее «догнать и перегнать» Запад.

Против ожидания, пленум прошел довольно спокойно. Рыкова критиковали, но никто не вышел за рамки приличия. А в одном случае за него заступился сам Сталин.

Более того, принятая пленумом резолюция являлась лучшим доказательством того, что между Сталиным и «правыми» достигнуто известное соглашение. Иначе как можно было договориться о борьбе на два фронта: против оппортунистического правого и троцкистского левого уклонов. Но самом же деле все обстояло иначе. Уже в ближайшее время страна должна была пойти по какому-то одному пути, и Сталин считал, что это должен быть его путь.

Да, он вел себя на пленуме этаким радушным хозяином, который не хотел обижать гостей. Однако за его улыбками и мирными речами стоял холодный расчет: усыпить бдительность и в нужное время нанести точный и расчетливый удар, от которого уже невозможно будет оправиться. И Сталин нанес этот удар. На сей раз по председателю ВЦСПС Томскому, и на VTII съезде профсоюзов был повторен уже принесший Сталину успех сценарий при избиении Московской партийной организации.

Едва начался съезд, как «представители с мест» стали обвинять Томского в бюрократизме и полной оторванности от «рабочих масс». Томский возмутился, но чего стоили все его объяснения, если хуливших его «представителей» поддержало Политбюро. Он снова повел себя не «по-большевистски» и подал в отставку, которая не была принята. Единственное, чего пока добился Сталин, так это введения в ВЦСПС Лазаря Кагановича, очень быстро превратившегося, по меткому выражению Бухарина, в «руководителя в руководстве».

Но даже сейчас, когда все так удачно для него складывалось, выступать с открытым забралом Сталин не спешил. Да, члены ЦК были за него, но кто мог знать, как они поведут себя под влиянием Рыкова, который считался лучшим экономистом Советского Союза. Сложившаяся в экономике страны ситуация напоминала собой двоевластие 1917 года. Поскольку в ней, по словам Бухарина, существовали две линии: закрепленная в решениях и резолюциях и та, что проводилась в жизнь на самом деле.

Правые прекрасно понимали Сталина, который соглашался с ними на бумаге, но в то же время проводил свой курс на форсированную индустриализацию. Но единственное, на что они оказались способны, так это на ту в высшей степени аллегорическую критику, которую вел в отношении Сталина Бухарин. Чувствуя, что проигрывает, тот пошел ва-банк.

На траурном заседании, посвященном пятилетию смерти Ленина, он выступил с докладом «Политическое завещание Ленина». И сделал его так, что мало кто не увидел огромной разницы между тем, что завещал Ленин, и той внешней и внутренней политикой, которую проводил Сталин. «Надо, — закончил он свою яркую речь словами Ленина, — проникнуться спасительным недоверием к скоропалительно-быстрому движению вперед, ко всякому хвастовству и так далее...»

Конечно, Сталину все эти куда как прозрачные иносказания не понравились, но... против Ленина не пошел. Зато лишний раз убедился в том, что Бухарин становится все более опасным... Как это часто бывает, помощь пришла от того, от кого он ее не мог ожидать даже при всем желании. От Троцкого, который сразу же после выступления Бухарина на траурном заседании пустил в ход запись разговора Николая Ивановича с Каменевым. Однако Лев Давидович и на этот раз весьма опасался усиления отнюдь не Сталина, а Бухарина и поспешил покончить с ним именно таким образом.