Эдуард Байков - Уфимская литературная критика. Выпуск 6

С уважением,

Байков Э.А., писатель, литературный критик,

завотделом газеты «Истоки»,

член Международного союза писателей,

Союза писателей СНГ, Союза журналистов РФ и РБ.

Леонидов (Филиппов) А.Л., писатель,

член Союза писателей Башкортостана и России,

старший литконсультант СП РБ в 1999–2005 гг.

Савченко Т.В., писатель,

исполнительный директор «Медиа-Союза» РФ в РБ.

Латыпов Р.Ф., писатель,

кандидат политических наук,

член Союза журналистов РФ и РБ.

Вот вам краткий обзорчик… нет, не литературы Башкортостана как таковой, а именно писателей земли башкирской – так сказать, монолог о типажах и типчиках литературного небосклона, а точнее, водной глади литературных водоемов. Само собою, речь пойдет о русскоязычных писателях Уфы (есть такой город на карте России – между прочим, «миллионщик»).

Говорить о так называемых мэтрах (50, 60, 70 и более лет возрастом) стало уже признаком дурного тона – о них, дескать, и так уже сказано-пересказано более чем достаточно. Писать о молодых да ранних (двадцатилетних) тем более не пристало – росточком не вышли. Остаются мои сверстники и соратники – то бишь младомэтры (30–40 лет от роду).

Вот о них-то, младомэтрах, и поведу речь, сразу оговорившись, что сия категория включает не просто любых писателей указанного возраста, а именно – состоявшихся и явно одаренных творчески. Ибо тридцати– или сорокалетних графоманов и мелкотравчатых литераторишков (как и других возрастов, впрочем), что называется, пруд пруди.

Итак, относительно молодые уфимские витии и мастера пера: Эдуард Байков, Александр Леонидов, Игорь Фролов, Юрий Горюхин, Всеволод Глуховцев, Денис Лапицкий, Анатолий Яковлев, Ренарт Шарипов, Расуль Ягудин и Айдар Хусаинов. Вот те члены-величины уравнения, определяющего, кто есть кто в нынешнем уфимском литературном раскладе.

Почему я в самом начале заикнулся о водоемах? Да потому, что водоемы в своем иносказательно-символическом смысле являются «местами обитания», пристанищами литераторов. Это чистой воды (опять водная стихия!) метафора – не более того. Но и не менее!

Фролов, Горюхин, Глуховцев и Лапицкий – люди как бы тихие, спокойные, подчас незаметные. Они отнюдь не ораторы, не затейники-массовики и тамады и, боже упаси, не шумные бунтари и «пламенные революционеры» – «шашками» не машут и «маузерами» не стращают. Чего не скажешь об остальных из поименного списка. Но обо всем по порядку.

Игорь Фролов пришел в литературу незаметно (и далеко не сразу). До этого он вполне успешно делал массаж разным частям тела жителей нашего славного града – в особенности умело у него это получалось с женской половиной клиентуры (что лишний раз подтверждает его традиционную и весьма здравую сексуальную ориентацию – браво, Игорь!). а еще до этого (опустив трудовую деятельность на ниве сторожевой службы) Фролов был воином, солдатом, хлебнув всех «прелестей» и прочих гнусностей войны сполна и отнюдь не в виртуальном плане. Игорю посчастливилось (вот так, без кавычек) застать ту самую, теперь уже легендарную Афганскую кампанию. Опыт этот ему, конечно, пригодился и пригодится еще не раз – в литературном творчестве. К примеру, один из его лучших, на мой взгляд, рассказов «На охоте» целиком построен на воспоминаниях и аллюзиях о той войне – где он с высоты бреющего, или какого там еще, полета вертолета рассматривал и расст… но сомкнем уста – sapienti sat.

Придя в литературу и став литсотрудником, Игорь заявил о себе несколькими изящными вещицами, заставив многих задуматься над теми гранями его творчества, кои ясно, а порою и выпукло, показывают наличие у автора немалого таланта. Литературоведческие эссе, например, потрясли меня, грешного, очаровав филигранностью изложения и ошеломив намеком на проделанный титанический труд исследователя.

Итак, Фролов, нигде не рисуясь и ничем особо не выделяясь (кроме потенциального и еще не раскрытого, но готового вот-вот распуститься таланта-бутона), тихо-мирно разбросал вокруг себя несколько великолепных жемчужин и, знай себе, посматривает с лукавой усмешкой: а чем-то оно еще обернется?..

Юрий Горюхин занялся писательским ремеслом (а точнее не ремеслом, а самым настоящим подвижничеством, ибо литература – это служение Слову, а оно, как мы знаем, было Богом) – во всяком случае, занялся им публично – тоже довольно-таки поздновато. До этого Юра получал техническое образование, трудился в каких-то организациях в качестве то ли инженера, то ли еще какого там технаря, и вот… сломав свою Карму (или это Карма сломала его), сразу прыгнул в дамки – поступил и окончил пресловутый литинститут им. Горького. После его взял под свое крыло Юрий Андрианов. С тех пор Горюхин – ответсек «толстого» литжурнала «Бельские просторы» и кроме всего прочего финалист двух престижных столичных литпремий – имени Белкина и Казакова.

Как и Фролов, Горюхин – человек тихий и незаметный, а еще как бы аккуратный. Отточенный слог, выверенность действий всех персонажей, четко продуманный и выписанный сюжет, отсутствие всяких-разных замутнений и завихрений типа экспрессии, психологизма и рефлексий – все это характеризует Горюхина-беллетриста. И такой стиль вроде как ко двору – к московскому литературному двору. Только сдается мне, что Юра самого себя как творца пока что еще не нашел и пребывает ныне в перманентном недовольстве собой, отнюдь не удовлетворенный своей аккуратистской словесностью, которая ему самому, как кажется, обрыдла и стала вызывать горькую отрыжку.

Всеволод Глуховцев – еще один тихоня и себе на уме. Был технарем, стал философом (тоже поворот судьбы), да еще и пишет. Мнит себя эстетом, а под пером его выходят разные саспенсные страшилки и чернушные истории. Но, ради справедливости, следует отметить: не только! Как бы то ни было, а на сегодняшний день Сева среди нас единственный, у кого в первопрестольной в самом крупном издательстве – АСТ – вышла книга (правда, совместная с Самойловым), и еще несколько вещей опубликованы в столичных сборниках. Всеволод звезд с неба не хватает, медленно, но верно (целенаправленно – выражаясь философски) движется к процветанию и творческому успеху. Ему не достает языково-слоговой яркости Байкова, идейно-проблематической неистовости Леонидова и цветисто-богатой образности-метафоричности Фролова.

Денис Лапицкий – самый младший из всех (по возрасту вообще не годен в младомэтры – еще нет 30). И написано им в беллетристическом плане тоже меньше остальных младомэтров. Но и в нем чувствуется «дар Божий», и он уже делает первые серьезные заявки на литературную состоятельность и признание. Денис, по сути, есть продукт рафинированной городской интеллигенции. Он скромен, уравновешен, тих и лишен каких бы то ни было творческих амбиций – тщеславия, гордыни, честолюбия. Вроде как ангелоподобное – чистое и непорочное – создание. Но, с другой стороны, это-то и плохо – для литературной самореализации. Ибо что движет более и сильнее всего авторами, что подвигает их на литературные подвиги и свершения?.. А вот и неправда – не жажда наживы, и не только, да и не столько либидо (в плане сублимаций) – хотя и это тоже. Движет нами больше всего творческое тщеславие. А оно – суть завуалированное желание сказать свое Слово миру. Лапицкий не тщеславен, или тщеславен в весьма малой, слабой степени. Надолго ли ему этого хватит, чтобы превосходить самого себя в процессе творческого созидания? Вопрос, разумеется, чисто риторический.