Эдуард Байков - Уфимская литературная критика. Выпуск 6

Говорить о Байкове, то есть о себе, любимом, как-то не с руки – пусть другие скажут (впрочем, уже говорили и не раз). Так что, сразу перехожу к Леонидову. Александр Леонидов (Филиппов) до прихода в литературу успел побывать лишь офицером МВД и еще рекламным деятелем. Ему не было и 25-ти, когда будущий старший литконсультант Правления СП РБ стал обладателем счастливого билета для прохода на литературную арену, который ему милостиво разрешила вытянуть плутовка-Судьба. Видать, Карма Леонидова-писателя не столь отягощена как у других (за исключением меня – ибо я уже в 23 года написал крупный роман, а еще спустя пару лет его решили экранизировать известные режиссеры с Мосфильма).

Леонидов, безусловно, талантлив – это вынуждены признать и его враги, коих у него немереное количество (откуда что берется?). Но у Саши есть одна дурная черта – он человек чрезмерно увлекающийся, порою похож на заигравшегося ребенка. Вот и мечется – то за науку академическую возьмется, то за публицистику, то за беллетристику… Что здесь – недостаток усидчивости или плюрализм в одной голове (выражение Горюхина)? Вероятно все же – буйный темперамент (sic!) при ослабленном волевом механизме Супер-Эго. Побольше ему твердости, целеустремленности, собранности и жесткости, переходящей в жестокость (пусть так) – прежде всего по отношению к себе – и он свернет горы на своем пути, а две последние – литературный Олимп и Парнас – сумеет покорить. Но, увы, природу человеческую не переделать. Ибо слаб человек и порочен; и стихии мрачного подсознания играют нами как морские волны утлыми суденышками во время шторма. Леонидову надобно следить за парусом – как бы не порвали ветра буйные, да не забывать время от времени вычерпывать воду из трюма, а то ведь так и потонуть недолго.

И все же, что ни говори, а Байков с Леонидовым обитают на реках с сильным течением – обоих называют «моторами»; а Фролов, Горюхин, Глуховцев и Лапицкий нашли свое пристанище в тихих местах – на озерах, прудах, старицах и лиманах. Удел Байкова с Леонидовым – мчаться среди брызг и волн то на моторных лодках, то на водных лыжах, а то и вовсе на «ракете». Удел остальных вышеперечисленных – грести на весельных лодках по спокойным водам, изредка заплывая на реку – да и то лишь равнинную, с медленным слабым течением – а потом по протоке обратно.

Особняком стоят четверо. Объясню почему. Анатолий Яковлев – весьма плодовитый беллетрист и поэт – после того, как попал в автокатастрофу, стал инвалидом. Поэтому долгий срок он был как бы в стороне от активного литпроцесса. А так как на Руси повелось калекам и убогим все прощать и вообще считать их чуть ли не святыми, то ничего плохого (даже если бы и захотел) сказать о Яковлеве я не мог. Человек находил в себе мужество и силы жить дальше и творить – сие достойно всяческой похвалы. И вот Толика с нами не стало…

Айдар Хусаинов сам по себе не столь уж и гениален, каким хочет казаться. Все у него либо неплохо, либо хорошо – но не более того. Амбиции – это заметно всем и каждому – из Айдара так и прут (но и у меня, грешного, их немало). Как и я, Хусаинов видит себя лидером не только в творческом, но и в организационном плане. Оба мы – он и я – каждый возглавляем свое литобъединение. И это просто замечательно! Но в отличие от вашего покорного слуги, Айдару все же порою не хватает такта и искренней доброжелательности. Понятно, что литературное сообщество подчас напоминают гадюшник, где каждый сам за себя и готов при первой удобной возможности вонзить тебе в шею свои ядовитые клыки. И все же… не все так плохо в королевстве Датском, как то кажется на первый взгляд. Хусаинову же – побольше терпения, умения прощать, доброжелательности, и поменьше – заносчивости, недоверия и отчужденности. Все мы – люди, и нужно снисходительно относиться друг к дружке, прощая другим не только их слабости, но и… достоинства.

Расуль Ягудин – фигура яркая и неповторимая и даже в чем-то одиозная в нашем литсообществе. За его плечами славная школа журналистики, немалое количество публичных скандалов и громких эпатажных выходок. Впоследствии он становится плодовитым и весьма небесталанным поэтом – то ли авангардистом, то ли экспрессионистом, а еще беллетристом-остросюжетником – автором леденящих кровь и вызывающих непроизвольную эрекцию черных триллеров и романов ужасов, насыщенных как крепкий солевой раствор отборным матом, анатомически подробной расчлениловкой и отвязными порносценами в духе даже не опусов маркиза де Сада и Захер-Мазоха, а скорее «Калигулы» Тинто Брасса. И все это крепко замешано на самой запредельно-могильной мистике.

Стиль у Ягудина-беллетриста предельно-самобытный. То ли это сознательное экспериментаторство, то ли неосознанное проявление собственного «Я» в литературе, то ли еще что… Неистово-буйная фантазия, смелые сюжетные ходы и решения, и садомазохистское засилье сложноподчиненных и сложносочиненных предложений (продолжительностью в целый абзац, а то и страницу текста!) с неприличным обилием придаточных. Далеко не каждый сумеет дочитать беллетристические произведения Расуля Мусанифовича до конца, но если хватит сил, мозгов и терпения, то опусы эти читатель не забудет никогда – ручаюсь!..

В свое время Ягудин не один раз умело и открыто подверг уничтожающей критике местных литературных боссов, за что и был подвергнут оными остракизму и до сих пор считается в литературном сообществе Башкортостана персоной нон-грата. Как говорится, не говори правды – не теряй дружбы. Ягудину в силу несносного характера и подозрительности натуры трудно ужиться со многими собратьями по перу, тем более что многие из этих самых «собратьев» могут лишь завидовать чужим талантам и свершениям, а порою горазды и на большие подлости. Велика заслуга Р. Ягудина в том, что он сумел создать свой журнал «Литературный Башкортостан» и сохранил брошенную на произвол судьбы другими его бывшими (и нынешними) соратниками легендарную (sic!) литературно-творческую группу «Фантастика Башкортостана».

И, наконец, Ренарт Шарипов. Одаренный автор, который при лучшей самоорганизации (которая у него, простите за тавтологию, оставляет желать лучшего) мог бы добиться неизмеримо большего. За что ни берется, все до логического конца так и не доводит. Поэтому вес его – литературный и чисто человеческий – в глазах и во мнении других литераторов Уфы и Москвы (тех, кто о нем знает и все еще помнит) стал ныне до безобразия мал. Его «моторку» несет бурный поток, но лодочный мотор барахлит, лопасти винта погнуты, руль плохо слушается, да и сам рулевой-капитан (в одном лице) вдрызг пьян. Либо он сядет на мель – и застрянет там навсегда, либо налетит на камни – и разобьется. Но не будем думать плохое – оно и не сбудется.