Александр Мелихов - Броня из облака

Если каждая попытка дружить кончается дракой, лучше некоторое время не устраивать общих вечеринок. Ибо важнее избежать ненависти, чем обрести симпатию. Которая, кстати, на третьем пути достижима скорее, чем на любом другом. И уж, во всяком случае, третий путь безопаснее четвертого пути бессмертного Карандышева: «Так не доставайся же ты никому!»

Я заметил, что даже самые умные люди с почтением произносят слова: геополитика, дипломатия канонерок…

«Вы вторглись в сферу наших геополитических интересов — мы пошлем к вашим берегам эскадру, дабы напомнить, какими бывают последние аргументы в споре держав». — «Нет, это вы вторглись в сферу наших геополитических интересов со своими ржавыми посудинами, однако мы сумеем асимметричным, но оттого не менее выразительным образом напомнить вам, какими бывают последние аргументы в споре держав».

Особенно великих, которых некому принудить к миру. Ибо державы именно за то и удостаиваются звания великих, что они способны в одиночку причинить миру неприемлемый ущерб (сегодня речь идет о полной гибели всерьез).

И с точки зрения этого критерия, способности уничтожить человечество, Россия не более и не менее великая держава, чем Америка. Сколько бы ни потешаться, что вы-де приставили к нашему виску всего лишь заржавленную двустволку, а вот мы в ответ еще на сантиметр приблизим к вашей печени суперсовременный кольт, — все снижающие сравнения лишь уничтожают магию пышных слов. Какая, к черту, дипломатия канонерок, если последний аргумент приводит к гибели всех участников! Какая, к черту, геополитика с ее хваленой циничной рациональностью, если сегодня у великих держав не осталось ни малейших рациональных мотивов воевать друг с другом! Ибо, повторяю, уже давно покупать неизмеримо более выгодно, чем покорять. И даже такой убежденный силовик, как Гитлер, уже почел более выгодным покупать у Швеции необходимые минералы, нежели захватывать, — тем самым вовлекая налаженное производство в военную смуту, превращая его в мишень вражеских бомбардировок.

Сегодня, еще раз повторяю, единственной рациональной причиной противостояния сделалась борьба за безопасность — коя и превратилась в главный источник опасности. Ибо каждая сторона воображает, будто она станет жить спокойнее, наводя страх на противную ей сторону, — тогда как именно страх заставляет людей творить наиболее непоправимые безумства.

А ведь сегодня миру выпала еще невиданная в истории удача: сильные несопоставимо более рациональны, а потому и более миролюбивы, чем слабые — по крайней мере, наиболее необузданные реваншисты, мечтающие любой ценой отомстить за прошлые унижения, обретаются среди Давидов, а не среди Голиафов. И если бы воображающие себя прагматиками Голиафы не натравливали друг на друга собственных «сукиных сынов», виртуозно использующих апломб и глупость своих патронов, то они без особенных жертв могли бы удержать всех сукиных сынов на коротком поводке.

Но какой же рациональный слизняк во всемирной коммунальной склоке, именуемой пышным словом Геополитика, станет руководствоваться низкой корыстью! Вы поставили кастрюлю на наш стол — мы ошпарим вашу кошку! Вы поигрываете ножичком — мы будем поигрывать гранатой!

Вот и Том Сойер, прежде чем начать драку с чванным чужаком, проводил по земле черту, обозначая зону своих геополитических интересов: попробуй-де перешагнуть! Мальчишки, равно как и державы, обычно доходят до мордобоя через череду взаимных тычков в плечо, каждый из которых должен быть сильнее предыдущего (в нашем случае последний толчок оказывается последним в истории). Взрослые в таких случаях учат: уступить должен тот, кто умнее, однако мальчишкам-то прекрасно известно, что уступивший останется навеки униженным не только в чужих, но и в собственных глазах. Это в вашем, взрослом мире людей уважают за отличную учебу и примерное поведение…

Но, антр ну и тет-а-тет, существует ли он в действительности, этот взрослый мир? Почтенный академик прогуливается с дамой, шпана сбивает с нее шляпку — он же как более умный подхватывает спутницу под ручку и торопливо семенит прочь. И что, наше уважение к нему и впрямь нисколько не поколеблется? И на его собственном образе себя и впрямь не останется ни малейшего пятнышка? Бывают ли люди настолько взрослые, что они и вправду гордятся исключительно своими профессиональными достижениями?

В фокус-группе моих друзей-«демократов» таких истинно взрослых людей практически не нашлось. Вернее, покуда им казалось, что неприязнь мира обращена исключительно на нашу правящую верхушку, они вполне могли даже и радоваться конфузам своей державы, исполняя интернациональный долг интеллигентного человека — радоваться каждому новому доказательству того, что правительство именно его державы есть самое глупое и низкое правительство всех времен и народов. Теперь же, когда российское правительство порождается народной массой с куда большей очевидностью, нежели правительство советское, у них зародилось страшное подозрение, что классическая формула «я люблю свой народ и ненавижу свое правительство» чем-то напоминает признание «я обожаю свою жену и ненавижу ее скелет». Хуже того — у них зародилось еще более страшное подозрение, что такая прежде смехотворная фикция, как «честь державы», является частью их собственной чести. Что, согласившись видеть свою страну жалкой и презренной, они остаются без средств удовлетворения важнейшей экзистенциальной потребности — потребности идентифицироваться с чем-то бессмертным и почитаемым. Что можно сколько угодно уважать и даже любить другую страну, но ощутить себя ее частью — искренне ощутить! — удел редких одиночек.

И если в роковые минуты перед индивидом встает вопрос: жизнь или честь? — то у народов, у наций, как уже было сказано, такого выбора нет — для них честь и есть жизнь. Отказавшись от чести — понимаемой вполне мальчишески, — они уничтожат у наиболее гордой части населения важнейшие стимулы дорожить своим народом и приносить ему серьезные жертвы.

Вспомним еще раз, как более ста лет назад самые уязвленные в своем национальном достоинстве европейские (в том числе и российские) евреи избрали два пути выхода из унижения — путь напора: «Мы войдем в ваше общество на равных!» — и путь надменной самоизоляции: «Для себя мы достаточно хороши и ни в чьем признании не нуждаемся». Первая формула через череду погромов, через Освенцим и бесчисленные антисемитские кампании, кажется, во всех странах, где жили евреи, в конце концов обеспечила почти полное равенство потомкам уцелевших (Освенцим и оказался последним входным билетом в европейское общество). Вторая, формула Жаботинского, имела своим итогом государство Израиль. У которого уже ни к кому нет наиболее опасных иррациональных претензий — претензий, основанных на уязвленной гордости. На отказе считать его красивым.