Александр Дугин - Философия войны

Из этой ситуации неизбежен военно-политиче-ский выход. С одной стороны, необходимо подавление радикальных группировок (борьба с международным терроризмом), с другой стороны — выполнение требований политического исламизма, главное из которых — дать возможность для развития миллиардам людей бедных регионов Земли.

Запад будет вынужден пойти на это. Изначально европейские элиты рассматривали социалистов как ниспровергателей, потом умеренную часть ввели в парламенты и правительства, реализовав в конце концов их требования, построив современные социальные государства.

Напомню маленький пример из истории на тему, что такое забастовка. Представьте: я за свои деньги купил завод, нанял людей, а теперь они мне говорят: поднимай нам зарплату. Тогда, в XIX веке, это казалось дикостью. А теперь право на забастовку стало законом. Я глубоко убежден, что будет выполнено и требование стран третьего мира на отмену права на интеллектуальную собственность в сфере компьютерных и информационных технологий, на свободу передвижения людей из бедных стран по Европе и США. И впереди нас ждут грандиозные программы по борьбе с мировой бедностью и неразвитостью.

— О терминологии. «Политический исламизм» не совсем то же самое, что «исламский мир». Это экстремальная и даже еретическая форма проявления довольно узкого маргинального сектора исламского мира. Очень важно противодействовать на всех уровнях радикальному исламу, который сопряжен с террористической практикой. Но исламу традиционному нужно, безусловно, пойти навстречу. Даже в однополярном мире фактор традиций никуда не исчезнет и будет давать о себе знать. В конечном счете, он и сам может привести эту одноцолярность к краху.

Сегодня все говорятоб унификации информации, молодежной культуры и т. д. Но приведу такой пример: если мы отъедем на десяток километров от Мадрида и посетим испанскую молодежную дискотеку, мы услышим не американский рэп и другие космополитические мотивы, но электронные обработки фламенко. И танцуют юноши и девушки с элементами традиционной испанской пластики. Я думаю, фактор культуры и самобытности проступит в процессе глобализации с новой неожиданной силой. Что мы уже и видим. Растет зазор между европейской и американской универсальной традициями. Я уже не говорю о России и Евразии. И, обсуждая политические, социальные и военные технологии, мы не должны забывать о своей культурной идентичности.

И мусульмане дают здесь нам пример. Хотя у Евразии, евразийства есть своя собственная ценностная модель. Она многомерна. А значит, сама по себе демократична и многополярна. В ней найдется место и христианству, и традиционному исламу, и иудаизму, и буддизму, и другим религиозным и культурным формам.

— Позволю себе одну реплику. Традиционализм сегодня развивается даже в Америке. Отъезжайте в какую-то глубинку и увидите, как в ресторанчиках местные массовики-затейники учат посетителей танцевать ковбойские танцы. И в этой глубинке ненавидят Уолл-стрит. Ненавидят значительно больше, чем у нас. Традиционалистская, мессианская Америка, идейная наследница первых американских протестантов, которые приехали в нее со своими строгими моральными принципами, сегодня бунтует против космополитизма. И, очевидно, это противоречие между традиционализмом и космополитизмом станет главным противоречием нового времени. Оно не уйдет, ибо долго еще никто никого не победит.

Игорь ЯДЫКИН:

— Главный вопрос: готов ли мир морально к своей будущей однополярности?

Сергей МАРКОВ:

— Еще два-три года назад на этот вопрос не было ответа ни у США, ни у Европы. Были асимметричные, ситуативные союзы. А сегодня, после 11 сентября, политики получили от граждан карт-бланш на политику, подавляющую суверенитеты, за которыми прячется мировой бунт. Наш интерес на самом деле — это развитие НАТО и трансформация его в новую систему безопасности, в «двадцатку», в которой Россия играла бы ключевую роль.

Александр ДУГИН:

— Почему так сложно сегодня говорить об этом? Потому что не только у нас идет пересмотр большинства понятий и терминов, проектов и доктрин. Евросоюз создавался для укрепления атлантического влияния против СССР и стран Варшавского договора. Когда он из проекта стал явью, был уже совершенно другой мир. Задуманный как орудие американоцентричной атлантистской стратегии, Евросоюз сам оказался сегодня на пике противостояния однополярному (атлантистско-му) американоцентричному миру. При этом развитие геополитических функций Евросоюза, его становление опережают самосознание европейцев. Евробюрократы мыслят по-старому, а вот немецкие банкиры, которые в огромной мере финансируют процесс европейской интеграции, мыслят так же, как мы. Хотя вслух и не говорят об этом.

То, о чем мы с вами говорим сейчас, есть математически точное описание процессов, которые происходят в мировой стратегии, без пропагандистских призывов или дипломатических фигур речи. Чаще всего об этом говорят намеками, завуалированно.

Даже доклад ЦРУ «Глобальные трэнды к 2115 году», где, например, можно встретить такой термин, как «негативная легитимность постсоветского пространства», полон инерциальных клише эпохи «холодной войны». Российское влияние в пространстве СНГ рассматривается, в частности, как негативное и по сути, «нелегальное». Это пример некритического глобализма. Даже в аналитическом сухом материале мы сталкиваемся с моральной оценкой и агрессивной русофобской пропагандой: почему, собственно, влияние современной демократической России на постсоветском пространстве должно быть проявлением «негативной легитимности»?!

Иными словами, сами американцы не готовы осмыслить то, что им попало в руки после распада второго полюса (не будем говорить, каким образом), и нести ответственность за это.

Наше общество, со своей стороны, еще менее готово ясно осмыслить свое положение, потому разные сектора этого общества пребывают в разных социально-политических состояниях. Кто-то продолжает мыслить, как позавчера, — по-советски: кто-то — как вчера, по-«реформаторски»; кто-то только пытается осмыслить новые реальности, но шаги робки и нетверды...

И европейское общество также не готово к ясной картине новой геополитики. Европейцы продолжают видеть на Востоке угрозу, а за океаном защиту, хотя сегодня все обстоит с точностью до наоборот...

Но кто-то все равно должен это сделать первым: мужественно осмыслить положение вещей, выстроить новую стратегию, развить реалистичный уравновешенный проект грядущего мироустройства...