Наталия Нарочницкая - Россия и русские в мировой истории

ООН и ОБСЕ открыто проявили двойной стандарт в отношении России и Сербии. Для поспешного признания расчленения СССР и Югославии — государств-основателей ООН и участников Хельсинкского акта (их территориальную целостность, а не субъектов их федераций гарантировали 35 подписавших Акт стран) было применено положение о мирном изменении границ. Но территории Украины, Грузии, Молдавии, Боснии и Герцеговины, Хорватии были объявлены не подлежащими изменению. Их внутренние административные границы провозглашены международными и неприкосновенными на основе того же Акта со ссылкой на принцип нерушимости границ. Налицо двойной стандарт и в эксплуатируемой в политических целях сфере «прав человека», под флагом которых избирательно осуществляется шантаж суверенных государств. Нарушение прав русских и сербов не вызывало протеста. Даже когда происходил невиданный в XX веке массовый исход сербов из Крайны, мировое сообщество комментировало это как обычную «гуманитарную» проблему.

ООН немедленно отразила новое соотношение сил. Поскольку стратегия США заключалась в использовании моральной капитуляции России для превращении «универсальной» международной организации в подобие «мирового правительства», то именно в этом направлении действовали новые тенденции в работе Совета Безопасности. Прецедентом стало обсуждение решения Верховного Совета РФ «О статусе города Севастополя». Совершенно абстрагируясь от содержательной стороны вопроса и перипетий внутриполитической борьбы, приходится отметить, что объявление Советом Безопасности (даже в виде заявления Председателя, а не резолюции) решения высшего законодательного органа суверенного государства не имеющим юридической силы было беспрецедентным актом, выходившим за рамки полномочий ООН и открывавшим путь к превращению ООН в мировое правительство, что сулило опасные последствия для международных отношений.

В этом ключе надо рассматривать и попытку использования ООН как наднационального и единственного универсального органа для легитимизации действий НАТО, которую сделали США на первом этапе в ходе «миротворчества» в югославской драме. Первопричиной трагических событий в самой Югославии является скоропалительное признание субъектов Югославской Федерации вопреки духу и букве Заключительного акта Хельсинки, а в случае с Боснией и Герцеговиной — вопреки самой боснийской Конституции, которая допускала изменение статуса республики только при единогласии отдельно опрошенных трех общин — сербской, хорватской и мусульманской. Это лишило права на самоопределение сербов, ставших, как и русские, народом, разделенным на своей исторической территории на шесть квазигосударств. Босния и Герцеговина — искусственное порождение коммунистического государственного строительства — немедленно взорвались в момент разрушения союзной Югославии. На этапе, когда у США и НАТО еще не созрело окончательно решение открыто вторгнуться в конфликт военными действиями, в самой НАТО признавали опасность предыдущих решений. Эти сомнения отражали реминисценции этики холодной войны, управляемого и предсказуемого периода международных отношений, в котором блоковые противостояния регулировались дозированным реагированием как спектакль.

В целом эволюцию американского отношения к югославскому кризису следует рассматривать в контексте многоуровневого продвижения на Восток, превращения нынешней Восточной Европы в Западную, а западных регионов исторического государства Российского — в «Восточную Европу», что предупреждало возрождение Центральной Европы как соблазна для германской политики, получавшей огромные возможности, впервые не связанные с агрессией и захватом. Поэтому безопасность атлантического мира трактовалась не столько в военных измерениях, сколько в смысле геополитических границ (контроль за подступами к важнейшим выходам к морям) и как гарантия окончательного втягивания новых территорий в цивилизационный леволиберальный мир, который когда-то был «Европой Петра». К тому же НАТО действительно стояла перед дилеммой: либо расширение и ответ на новые реальности, либо роспуск, как писал 3. Бжезинский [570] Brzesinski Z. NATO — Expand or Die? The New York Times. 1994, Dec. 28. .

На рубеже 90-х годов, когда Вашингтон еще следовал классической дипломатической этике и не осмеливался объявлять части СССР зоной своих прямых интересов, сторонники американской доминирующей роли в мире уже отстаивали мнение, что Соединенные Штаты не должны оставить этот регион без участия, не должны предоставить России монопольное право на поддержание безопасности в соседних с ней государствах. Из предназначенных для внешнего потребления аргументов выдвигались опасность возможной эскалации конфликтов в бывшем СССР и серьезные проблемы перед НАТО и США, если Иран и Турция окажутся вовлеченными в один из конфликтов в Центральной Азии и на Кавказе; рост конфликтогенности в России, на Украине, в Казахстане, обладающих ядерным оружием, что представляет прямую угрозу Западу; стремление России провозгласить протекторат над бывшими республиками. Указанную точку зрения активно защищал влиятельный в Государственном департаменте бывший посол США в России Дж. Мэтлок, полагавший невозможным для США уйти из Европы и «отдать под контроль России территорию бывшего СССР», «так как хранящиеся в этом регионе арсеналы всех видов оружия являются самым опасным источником нестабильности и требуют от Запада строжайшего мониторинга всего происходящего». Контроль территории бывшего СССР, по Мэтлоку, должен был перейти к США. Такое косвенное объявление о стратегических интересах США в этом регионе проявилось в полной мере в последующий период. Зависимость интересов США от их глобальной вовлеченности подчеркивал бывший министр обороны Дж. Шлезингер: «Соединенные Штаты как великая держава взяли на себя задачу поддержания международного порядка. Отказ от основных обязательств невозможен, так как это не позволит США выполнить свою основную задачу».

Политологи «неоизоляционистского» толка упрекали Вашингтон в том, что США находятся в плену идеи роли верховного арбитра и, несмотря на непомерные расходы, не желают отказаться от соблазна обрести неоспоримое доминирующее влияние в мире, опасаясь неизбежного роста роли Германии и Японии в решении мировых и региональных проблем. Однако некоторые аналитики, в том числе из администрации Клинтона, критически высказывались против лидерства США как единственной сверхдержавы после окончания холодной войны. К. Лейн из Института Като в Вашингтоне считал, что в новом мире США должны вести себя лишь как одна из великих держав со своими интересами и сосуществовать вместе с другими великими державами. Лейн противопоставлял идею «достаточности» сугубо американских интересов концепции «поддержания мирового порядка как национального приоритета», которая и рождала аргумент «чувства угрозы» для безопасности США, не существующей в реальности [571] Foreign Policy, Fall 1993,? 92,?. 19. . Ч. Мейнс, который неоднократно критиковал политику администраций Буша и Клинтона, не поддерживая в целом идею «мессианской роли» Соединенных Штатов, высказался, что в изменившихся международных условиях необходимо разделить сферы влияния между ведущими державами. США сохранят доминирующее положение среди стран Запада, Россия займет аналогичное положение на территории бывшего СССР, Индия станет лидером в Южной Азии, а Китай и Япония — на остальной части Азиатского континента. Такой порядок, по мнению Мейнса, гораздо более соответствует новым реалиям современного мира, и прежде всего тенденции к формированию коллективных подходов по разрешению и урегулированию конфликтов, укреплению международных организаций и расширению их функций [572] Foreign Policy, Winter 1993–1994, p. 8–9. .