Юрий Воробьевский - Черный снег на белом поле

Над кроватью я повесил календарь с иконой целителя Пантелеймона. Как-то зашел заведующий отделением, еврей, да вдруг как заорал: «Снять немедленно, что это такое!?»

«— Это, — отвечаю, — календарь».

А он все не может успокоиться, кричит... Через некоторое время врач пришел в себя. Может быть, даже сам не понимая, что с ним происходило, подошел и извинился.

Потом, правда, с ним возникла еще одна странная ситуация. Меня должны были перевести в институт Склифосовского. Оттуда уже звонили по этому поводу, а эскулап скрыл это и говорил моей жене (как бы озабоченно): почему же никто не звонит?

Почему его никто не забирает? Искусственно созданное недоразумение тянулось довольно долго. Такое ощущение, что врач просто ждал моей смерти. Тогда мне приснился еще один удивительный сон. Как будто я снова в тюрьме и слышу голос: «Идут мучители. Не бойся. Я прикрою». И действительно, страх пропадает, а когда мимо проходят какие-то люди и даже наступают мне на руку, я не чувствую боли. Тут же возникает мысль: надо бежать. Я вырываюсь куда-то — и вдруг передо мной возникает Спаситель. А я перед Ним, как есть. С сигаретным бычком в руке. И тут понимаю: надо возвращаться в тюрьму...

Как-то мне пришел помысел написать покаянное письмо отцу Николаю на остров Залита. Передал объемное послание с оказией. И через некоторое время мне сказали: старец благословил приехать. Мы отправились с супругой. Батюшка первым делом спросил: «Ты у меня был?»

- Я вам письмо посылал.

- А, помню, помню... И дал три легонькие пощечины жене: ты чего мужа не слушаешь? Читала в Евангелии об отношениях мужа и жены? И, обращаясь ко мне: «Кто это у нас водочку попивает?» Оттаскал за чуб. А потом тихонько на ухо сказал: ты лавру не оставляй...

Брань продолжается. Однако теперь я не чувствую себя одиноким и беззащитным.

Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною. (От. 3, 20).

Теперь мои «сны» стали иными. Вот такой, например.

Чистое поле. Я в одежде ратника. Один. Наши стоят сзади, в отдалении. Навстречу мчатся вражеские полчища. Сейчас сметут. Бежать? Не успею к своим. Хоть одного, двух, да завалю. И вдруг вижу (как бы со стороны), что сверху падает огонь и накрывает меня. А вся эта орда расступается, не может приблизиться. И мысль: надо молиться Матери Божией. Только она спасет.

Его любимая игрушка была— острый перочинный ножик. Отец наточил.

Чего ты ребенку точишь? — возмущалась мать.

В углу коммунальной комнаты ему разрешали вырезать игрушки. Он делал кукольный театр для живущих по соседству малышей...

Знаменитый ныне ювелир Юрий Анатольевич Федоров вспоминает детство.

Я думал, что художники — какие-то особые люди. И не мечтал попасть в их недостижимый и загадочный мир. Поступил «на ядерную физику». Потом ушел из института. Служил в псковской десантной дивизии. Во время службы вернулся вкус к учебе. Перерешал все задачи по математике. Восстановился на факультете, а по вечерам ходил уже в рисовальный класс Академии художеств.

Я рисовал гуашью человеческие пороки. Как будто хотел зафиксировать их, чтобы исторгнуть из себя. Устраивал такие выставки для студентов. Участковый приходил и закрывал их.

Итак, я получил образование физика. Работал в институте онкологии, занимался физиотерапией — обслуживал и налаживал ускорители. На двери был знак: «Осторожно, радиоактивность!», поэтому почти никто и не входил. Оставалось свободное время — брался за любимое дело. Резал по дереву.

Как-то увидел в музее мелкую пластику, подумал: и я могу сделать не хуже... Правда, тут же засомневался. Почувствовал: что за сила идет от этих изделий! Я испытывал трепет, ощущал сакральность вырезанных когда-то православными мастерами предметов. И действительно, когда попытался сделать «так же», оказалось, что мое «не работает», мертво.

Как просто могли выразиться старинные мастера! А к концу XVII века кресты, например, оказались уже перегружены деталями, их перестали понимать. Нельзя современным русским языком некоторые духовные понятия точно выразить. Так же и здесь.

Могу ли я — «не хуже»? Уже потом стало понятно, что такое гордыня. Когда смиряешься, тебя пропускают. А так — стукнулся, а дверь не открывается. Если работаешь просто руками, у тебя не получится. Сначала надо измениться самому, внутри. Кто получил, тот может и отдать.

В стране шла «перестройка». Кругом распад, разлад. Во время отпуска, чтобы заработать, нанимался строить на зоне.

В какой-то момент — появились уже постперестроечные богатеи — кто-то из них предлагал: мы построим тебе фабрику в Питере... Только твори.

Но едва ты соблазняешься и доверяешь кому-то решать твои проблемы, оказываешься на мели. Это я понял тогда точно.

Невозможно сразу взять и на заказ что-то настоящее сделать. (Это было под силу инокам, которые постоянно находились в молитвенном состоянии). [124] Приснопамятный старец Паисий Святогорец, который был искусным резчиком по дереву, говорил: «Если мы занимаемся рукоделием в состоянии внутреннего мира и молитвы, то наше духовное состояние, если можно так выразиться, отпечатывается на рукоделии. И когда люди берут его у нас, они получают благословение. Однажды я вырезал икону, и пбекольку у меня уже была «набитая» рука, я без остановки творил Иисусову молитву, не отрываясь от работы. И вот икона сама приняла законченный вид. Я взял ее в ладони и просидел так два-три часа. Когда мы достигаем доброго духовного состояния, когда наша любовь ко Христу изливается через край нашего сердца, то наше телесное служение тоже становится молитвой». Однажды целых четыре года потребовалось, чтобы выполнить просьбу валаамских монахов. Значит, их молитвы дошли. Значит, работа потихонечку шла у меня внутри. Кстати, заказана была резная икона Преображения Господня. Крест — это путь, а цель — Преображение. А для католиков — крест — цель медитации... И все заканчивается стигматами. Но это так, к слову. Точно также рождался нательный крест для бойцов ВДВ. Пять лет прошло, прежде чем реализовалась задумка. И вот он готов, на нем несколько икон, в том числе — изображающая пророка Илию, покровителя десантников. А на обороте — первые буквы слов из славословия Кресту складываются в «ВДВ». В нынешнем году на Ильин день несколько таких крестов были подарены в Москве генералам- десантникам. Кто-то из них, возможно, уже вскоре оказался в Южной Осетии...