Сергей Полозков - Приватизация по Чубайсу. Ваучерная афера. Расстрел парламента

Новоявленные дипломаты никак не могли взять в толк, почему не «коммуняки», молодые парни выступают против. Хорошо помню дискуссию с одним из замов Козырева, который в ответ на наши обвинения в сдаче позиций оправдывался тем, что Россия сейчас слаба, как никогда. Вот, мол, подымимся экономически, тогда другое дело. «Да как же мы подымемся, если вы все сдаете», — отвечал я ему.

Выходил на нас и «серый кардинал» Ельцинской команды тогдашний бесспорный фаворит Г. Э. Бурбулис. Мы собирались поучаствовать в съезде патриотических организаций, и он вызвал нас к себе для того, чтобы, как он выразился, «посоветоваться».

На самом деле ему хотелось просто на нас посмотреть и понять, что мы собой представляем. На встрече были я, Головин, Олег Плотников и Женя Кожокин. Он не был активным участником фракции, но когда узнал, что нас почтил своим вниманием сам Геннадий Эдуардович тотчас же навязался на встречу.

Бурбулис нам не понравился. Его внешний вид не мог не вызвать негативной реакции. Классический Иудушка Головлев. Говорит тихо, глаза мутные. Весь какой-то невыразительный. Он вяло предложил нам заняться молодежной политикой, намекая на то, что это было бы гораздо лучше, чем сомневаться в правильности реформ. Расстались, мы с ним ни о чем не договорившись.

Между собой мы прозвали его Доном Рэбой, по аналогии с известным персонажем романа братьев Стругацких «Трудно быть богом».

Это позволяло нам секретить упоминание всесильного временщика в публичных разговорах.

Как же он всем мешал. Даже Ельцин один раз без ложной скромности заметил: «Ленина сгубил сифилис, а меня сгубит Бурбулис» (По поводу Ленина не раз уже разоблаченная клевета, а Бурбулис действительно мрачнейшая фигура того периода).

В связи с этим, во время моего разговора с Олегом Григорьевым, нашим экспертом, о котором я уже упоминал выше в рассказе про Б. Немцова, родилась следующая хохма.

— Все можно поправить, но как быть с Бурбулисом? — спросил он меня.

— Предлагаю, в связи с развитием многопартийности в стране, срочно создать партию социалистов-революционеров [44] Партия социалистов-революционеров (ЭСэры) практиковала индивидуальный террор, уничтожая наиболее ненавистных представителей царского режима путем покушений. , — отвечал я ему, и он, громко хохоча, со мной согласился.

Экономические неурядицы, обрушившиеся на страну в связи с реформами, не могли не вызвать резкого социального недовольства. При этом новая власть не церемонилась с народом. 23 февраля произошла безобразная история с избиением ветеранов, которые хотели возложить венки к Могиле Неизвестного солдата, а их не пустили. 17 марта в годовщину референдума по вопросу о сохранении СССР прошли митинги протеста против Беловежского соглашения, нагло проигнорировавшего мнение народа.

Огромное количество писем, жалоб об остановленных заводах, не выплаченных зарплатах, буквально завалили Белый Дом. В конце концов, 6 апреля был созван 6-ой съезд народных депутатов Российской Федерации, который был должен обсудить деятельность Правительства.

У нас во фракции разгорелась нешуточная дискуссия по поводу того, какую оценку давать Правительству. Я, Андрей Головин, Игорь Муравьев были настроены решительно, но многие еще колебались. Это с современных позиций многое может казаться очевидным. Забылись проблемы советского периода, и он на фоне нынешнего разгула коррупции, вопиющего имущественного неравенства, вызывает ностальгию.

Тогда было все наоборот. Советские времена — времена сплошного дефицита, очередей, кумовства. А реформы рассматривались как рывок к светлому «капиталистическому будущему» и все, кто выступал с критикой, сразу же записывались в ретрограды. На выступление против таких реформ надо было решиться. Демарш в сентябре 91 года по поводу незаконных указов, о котором я уже упоминал, голосование против дополнительных полномочий это были действия, направленные против методов проведения реформ, но не против них самих. Теперь мы замахнулись на «святое».

Доклад поручили готовить мне и, когда я огласил основные тезисы на заседании фракции, развернулась дискуссия, длившаяся часа 2, и мое выступление было одобрено с разницей в 1 или 2 голоса. Еле, еле.

В своем выступлении я заявил о том, что надо поставить Правительству 2-ку. Заявил, что если так дальше дело пойдет, то в будущем наступит демографическое «эхо Гайдара», так как скоро женщины практически перестанут рожать, и в 10-е годы 21-го века будет очень мало молодежи, которая пойдет в вузы и на рабочие места. (Так оно и вышло) . Досталось и Ельцину за дополнительные полномочия.

Я отметил, что такие полномочия за всю современную историю давались парламентами немногим лидерам, в частности они давались Муссолини в 1926 году.

На следующей день Ельцин встречался с нашей фракцией в Царицыной палате и выражал нам свое недовольство: «Тут, понимаешь, меня с Муссолини сравнивают». При этом он не глядел на меня, а смотрел куда-то в сторону.

Правительство реформаторов тоже очень болезненно воспринимало критику. Вплоть до демонстративного ухода из зала заседаний съезда. При их амбициях этого следовало ожидать, людей, обладающих истиной в последней инстанции, всегда раздражают непосвященные неучи, мешающие им на пути.

Впрочем, из зала они ушли не по своей воле, а по команде «сверху». Причем сверху в прямом смысле. Я как раз стоял около микрофона в первых рядах, где сидели члены Правительства.

Вдруг, после одного уж совсем нелестного высказывания Хасбулатова на счет их деяний, с балкона, расположенного с правой стороны, Гайдару махнула рукой седая, старая женщина. Это была Елена Боннэр — вдова академика Сахарова. Егор Тимурович глянул наверх, послушно махнул рукой уже сам и наши «мальчики в розовых штанишках» гуськом потянулись к выходу из зала. Конечно же, СМИ и особенно телевидение устроили по этому поводу истерику, пытаясь вызвать у населения панику и негодование десяток раз показав, как гордые и обиженные члены Правительства покидают зал Большого Кремлевского дворца.

«Смене — Новой политике» тоже досталось. Не знающая оттенков, политически ангажированная публика, завязанная на персоналии, сразу же начала нас обозвать «предателями» и, видимо, в связи с относительно молодым возрастом, «Павликами Морозовыми».

Когда из гостиницы Россия после обеда мы шли на заседание, демократическая толпа, узнав кого-нибудь из нас, кричала и улюлюкала. Приятного было мало, ну тут уж все по Пушкину получается:

Съезд принял половинчатые решения, в Правительство ввели представителей директорского корпуса, безумный жесткий курс финансовых ограничений был ослаблен. Центробанк, который возглавил Геращенко, начал эмиссию денег, но все это, конечно, не решало проблем. По прежнему российской промышленности и сельскому хозяйству не предоставлялось никаких преференций со стороны властей и предприятия резко сокращали объемы производства.