Олег Кашин - Власть. Монополия на насилие

Подсудимых было видно плохо, конвойные нарочно загораживали их от взглядов собравшихся в зале, но можно было разглядеть, что на Надежде Толоконниковой — уже известная по предыдущим заседаниям футболка с надписью «No pasaran», а у Марии Алехиной — свежий синий маникюр. В день оглашения приговора девушки впервые сели не в том порядке, в каком провели весь процесс. Всегда было — Толоконникова, Алехина, Самуцевич, теперь Толоконникова пересела на крайнее правое место, так что нарушилось правило предыдущих заседаний, когда каждый подсудимый сидел за спиной именно у своего адвоката.

Эта тройка — Фейгин, Полозов, Волкова — по понятным причинам на протяжении всего процесса была наиболее открыта для прессы. Каждый раз, когда Марина Сырова объявляла перерыв, Марк Фейгин (он представлял Надежду Толоконникову) и Николай Полозов (адвокат Марии Алехиной), похожие на киногероев, оба в темных костюмах примерно одного и того же оттенка и оба в темных очках, выходили на улицу к прессе и делали очередное духоподъемное заявление. Представляющая интересы Екатерины Самуцевич Виолетта Волкова предпочитала эксклюзивные интервью чуть в стороне. Прокурор и адвокаты потерпевших, не отвечая на вопросы, уходили тем временем к мосту Богдана Хмельницкого обедать, и адвокаты подсудимых догоняли их обычно минут через пятнадцать. У моста вплотную друг к другу — две общепитовские точки — ларек с сосисками и павильон с выпечкой, и забавно было наблюдать картину, когда адвокаты потерпевших стоят в очереди за сосисками, а защитники обвиняемых — за пирожками, никогда не вместе. Трое защитников всегда выглядели более браво, чем трое обвиняющих адвокатов и их друг прокурор, но сказать, что после этого процесса на небосклоне московской адвокатуры зажглись три новые звезды, все-таки нельзя, скорее, у этих троих появились перспективы в каких-нибудь оппозиционных праймериз.

Главный политик из всей тройки — конечно, Марк Фейгин. Собственно, о том, что он адвокат, даже его знакомые узнали только после ареста участниц Pussy Riot, и легенда гласит, что Фейгин после акции в ХХС поспорил с Надеждой Толоконниковой по поводу того, посадят ее или нет — он считал, что не посадят, и сказал, что если вдруг он проиграет спор, то тогда станет ее защищать. До этого процесса Фейгин все же был известен как один из лидеров движения «Солидарность», был оратором на первом митинге на Болотной в декабре, а вообще он из демократов первой волны, в 22 года стал депутатом первой Госдумы от гайдаровского «Выбора России», потом десять лет работал вице-мэром Самары. Бывший прокурор Виолетта Волкова, напротив, за последние полгода, появившись из ниоткуда (буквально из ниоткуда — все оппозиционеры, которых я спрашивал, в один голос говорили, что узнали о ее существовании в ночь на 6 декабря прошлого года, когда она появилась возле ОВД «Китай-город», где держали Алексея Навального и Илью Яшина, и сказала, что она адвокат и будет защищать Навального), превратилась в самого знаменитого адвоката уличных оппозиционеров. Многочисленные дела Сергея Удальцова, в том числе и ульяновский процесс о якобы избиении журналистки, оказавшейся активисткой «Молодой гвардии», вела именно Волкова. Николай Полозов, самый молодой и, если оценивать имидж, самый человечный из всех троих, в эти же полгода, также защищая оппозиционеров, которых задерживали на митингах, активно социализировался в среде молодых оппозиционных политиков и либеральных журналистов и участвовал в июньском «Марше миллионов» во главе собственной колонны «партии котиков» — что еще можно сказать о человеке, если он придумал партию котиков? Поколение микроблогов говорит в таких случаях только «мимими».

В противоположной тройке роли также были расписаны вполне очевидно. Член президиума Московской областной коллегии адвокатов, очень опытный арбитражный юрист Лев Лялин, который только на оглашение приговора пришел в черном пиджаке, а обычно присутствовал в небесно-голубом, был весом и немногословен и, кажется, вообще не произнес таких слов, которые хотелось бы растащить на цитаты — ни слова про Трулльский собор, ни слова про «гвоздь Господень», ни слова про святую Русь. Только однажды, под конец процесса, очевидно, на пике эмоций, он смущенно процитировал «любимого либеральной общественностью и мной лично» поэта Игоря Губермана — И мне совсем не интересно, Что говорит мой собеседник.

За афоризмы на этой стороне отвечала Лариса Павлова. «Гвоздь Господень» — это она. По версии адвоката Павловой, повернувшись к алтарю спинами, девушки осквернили хранящийся в алтаре гвоздь, которым, как считается, Христос был прибит к кресту, «а сегодня этот гвоздь является символом православия» (Виолетта Волкова потом ответит ей, что этот гвоздь сейчас забит в Конституцию, и она истекает кровью). О третьем адвокате Алексее Таратухине сказать особенно нечего; онлайн-издание «Слон» назвало его мужчиной, похожим на слесаря, который постоянно поддакивает Лялину и Павловой. Так все и было.

Молодой прокурор Александр Никифоров, раз сто за процесс повторивший ключевые фразы о чувствах верующих и о том, что девушки «вызывающе перемещались», часто краснел, когда бубнил свой текст обвинительного заключения, часто брал на себя обязанности пристава, запрещая людям в зале смеяться, «потому что мы не в цирке», и, кажется, вообще переживал больше всех участников процесса.

И теперь все эти люди, стоя друг напротив друга, слушали Марину Сырову, которая, не меняя выражения лица, произносила процитированные уже всеми информагентствами строчки «Поп сосет у прокурора» и не менее жуткие слова по поводу психического расстройства у подсудимых, выражающегося в активной жизненной позиции. «Суд полагает, что восстановление социальной справедливости возможно только при назначении реального наказания с реальным лишением свободы и исправления подсудимых», — с такой интонацией, словно она сожалеет, судья Сырова дочитала приговор и сказала, что присуждает каждой из троих подсудимых два года колонии. Прокурор Никифоров просил три.

Девушки в аквариуме встретили решение судьи явно заранее запланированным дружным смехом. За неполные полгода, проведенные за решеткой, они превратились в самых знаменитых заключенных и, скорее всего, в самых знаменитых музыкантов в мире, и они об этом, конечно, знали. Они знали о Мадонне, вышедшей на сцену в балаклаве и с надписью «Pussy Riot» на голой спине, о Поле Маккартни, передавшем им привет накануне приговора, и еще о десятках самых знаменитых героев мирового шоу-бизнеса, каждый из которых высказался по поводу группы примерно одинаковым образом. Их фотографию на первой полосе хотя бы раз напечатала каждая уважающая себя мировая газета, но самой впечатляющей была карикатура в немецкой «Берлинер цайтунг» — она иллюстрировала не имеющую никакого отношения к этому суду и к России статью об экономических проблемах Евросоюза, и на картинке была нарисована Ангела Меркель в розовой балаклаве и с электрогитарой. Выплясывая в интерьере православного храма, госпожа федеральный канцлер о чем-то просила по-немецки Богородицу. Пояснений не было, все и так ясно, образ стопроцентно узнаваемый. Искусствоведы поправят, но было ли что-то подобное со времен Малевича и Родченко?